Восемь голубых дорожек | страница 74

И вот они сидят друг против друга. Недавние враги, а теперь — водой не разольешь! Сидят и пьют чай с малиновым вареньем. Людмила Васильевна потчует Антона, и Антон в долгу не остается: выложил из кармана на стол горстку конфет.

— Кушайте, Людмила Васильевна! Купил в бассейновом буфете. Ваши любимые — «Клубника со сливками».

Людмила Васильевна растрогана. Так растрогана, что почти уже не думает о пропаже Котикса.

— Спасибо тебе! Еще чашечку выпей.

А вкусная штука — малиновое варенье! Антон ест его с удовольствием, а попутно утешает Людмилу Васильевну:

— Насчет Котикса вы не горюйте. Я вам другого кота притащу.

Людмила Васильевна качает головой: не надо ей другого, зачем ей другой? Нет-нет! И она грустно поглядывает в угол, где лежит ватный матрасик, сшитый для Котикса. Где он теперь, бедняга?

Потом, остановив взгляд на раскрасневшемся лице Антона, вдруг говорит ему:

— Уж извини меня, Антоша, что я тебя тираном обзывала. Прости меня.

Но Антон полон великодушия. Он похрустывает карамелькой.

— Да ладно, Людмила Васильевна! С кем не бывает? Я давно позабыл, что вы меня тираном обзывали.

Людмила Васильевна, отхлебнув из блюдца чай, продолжает:

— Теперь я вижу — никакой ты не тиран.

Антон набирает из банки еще одну ложку варенья и успокаивает снисходительно:

— Это все нервы, Людмила Васильевна! Бывает, и у меня нервы не выдерживают. Сегодня, например…

Но Людмила Васильевна теперь на Антона не смотрит и Антона не слышит. Лицо у нее застыло в напряженном внимании, а блюдце с чаем остановилось на полдороге к губам.

И у Антона ложка с вареньем не попадает в рот. Он во все глаза глядит на Людмилу Васильевну, не понимая, что с ней?

Брякнув блюдце с чаем на стол, Людмила Васильевна закричала:

— Он! Он! Ах, негодный!

Теперь и Антон услышал мяуканье, доносившееся издалека.

Опередив Людмилу Васильевну, он бросился в кухню и распахнул входную дверь.

Метель бушует на улицах, в переулках и на всех дворах Москвы. Тучи снежинок с яростью вьются вокруг фонарей. Ветер чуть ли не сбивает с ног. А на крыльце стоит Котикс. Но какой он жалкий! Куда девалась его важная осанка? Весь в снегу. Мокрый. Какой-то весь облезлый. А глаза голодные, виноватые: «Сперва накормите меня. Бранить будете потом».

Но Антон уже не смотрит на кота. До него ему теперь нет дела. Невдалеке от крыльца, за метельным снегом еле видная стоит машина. А от машины, словно чудом оказавшаяся не в Барнауле, здесь, к нему бежит мама.

Конечно, мама! Да, мама же!