А вся команда была у шлюпок с вещами. Буфетчица Маша, мордовка, сидела на
чемодане и на удивление всех — комсомолка! — читала Библию! И кланялась неизвестно кому!
— Кому она поклоны бьет? — спросил Южин.
— Наверное, своему богу, — зубоскаля, Николай Неволин подошел к ней сзади и начал щупать ее поверх длинной юбки.
— Антихрист! — орала на него буфетчица. — А еще и комсомолец! — Эта шутка матроса вывела всех из транса…
Слушая Елизавету Петроовну гарпунер выгибал свою крепкую шею, как конь на картине под богатырем М.М., художника Васнецова, на носовой переборке нашей кают-компании и начинал дышать с присвистом.
Когда мужчины расхваливали своих женщин, Елизавета Петровна возражалась так активно, что начинала говорить громче, чем это было заведено во время чаепития комсостава:
— Вот мы, такие как я, морячки и есть настоящие женщины. Мы ни от кого не зависим, сами вкалываем, содержим семью. Если надо и в ресторан с мужчиной можем идти не за чужой счет, не на поводу у какой-нибудь развалины.
В такие минуты она молодела, правда у нее на щеках появлялись красные пятна и дышала она часто, как после какого-нибудь фуртэ-фуэтэ.
…Представить ее в театре, на сцене, в свете рамп мне было трудно, я был молод и не умел проявлять жалость, да это к ней и не шло. Она по-своему была счастлива своими заботами. О театре не говорила никогда. «Прошлого у меня нет — есть одна сестренка!» — вот ее слова, о себе… А что она переживала в душе?!
Команда ждала итогов работы, всех интересовал денежный результат: «Зачтут или нет?». О ките-великане не говорил никто.
В конце месяца, на вечерней вахте, я услышал разговор капитана и гарпунера. Навалившись грудью на планширь ходового мостика, они наблюдали за белой кипенью воды у борта от буксируемых нами китов. Казалось, туши китов забросали гроздьями белой сирени, лепестки ее кипят и переливаются слепящей белизной, тянуло к ним, хотелось вдохнуть земной аромат весны.
— Ну, что слышно, Георгиевич, включили этого кита в наш план добычи? — спросил Верныдуб.
— Все включили! И нам с вами выплатили все, с премией… Потянул он на 1952 центнера, представляете, пласт спинного сала в полметра?! — звонким голосом весенней птички — желтогрудки с восторгом говорил капитан. Слушая веселый смех Сереева, я не верил собственным ушам. — План выполнили с большим заделом… Ловко выкрутился!.. Удачно я справился,… взял верный тон….
— А скажи, Георгиевич, ты ведь не спал, когда мы подходили к киту?
