— Не сердись, Георгиевич, — сказал гарпунер, думая свое — Кит этот был обречен! Не возьми его мы, его убьют другие, во-наа их сколько вокруг ходит, никто не устоял бы, ты сам говорил и японцы рядом охотятся, они уж точно не пожалели бы.
— Советоваться надо было, — простонал капитан — Нельзя ведь так… может это был в своем роде последний оригинал… — Сереев путался в словах.
— Прости, грешен, теперь я и сам не рад, но в ту минуту одурел — такого кита в жизни не видел! — гарпунер развел руки и уточнил — под двести тонн, как трамвай сдвоенный.
У Верныдуба что-то екало в груди, клокотало, вспотев он расстегнул полушубок, капитан видел, как радостно ходил под его свитером ходуном живот. «Все ликуют, радуются» — Сереев казалось мне, испытывал ко всем и ко всему неприязнь, почти ненависть. «Меня накажут, могут и снять, а они все счастливы!..» думал о своих неприятностях Сереев. Он знал, — в минуты эти его не жалел никто… Одурели от радости.
— Кто отвечать будет? — спросил Сереев.
— Ну скажи им, что во всем виноват я, — Отвечу! — крикнул Верныдуб…
Что болтать зря, — пойду докладывать базе, — Сереев махнул рукой и пошел по направлению к рубке. Команда испарялась с его пути, боясь выдать свой восторг. Кита взяли под борт, его хвостовой лемех высоко торчал над фальшбортом, затеняя падающее к закату солнце. Матрос Мельниченко длинным фленшерным ножом на трехметровом держаке пытался обрезать сходящийся на нет конец, но только вскочив на фальшборт, упираясь ногой в кита, широким взмахом скосил лемех его, как бритвой. Скользкий сегмент хвостового пера шлепнулся у ног капитана, еще раз напоминая своей метровой длиной о былой красоте и мощи кита. Запах свежего животного духа стоял вокруг и странно тревожил всех.
Эмоции оставили Сереева, холодные здравые слова начали овладевать его уравновешенной натурой. Он всегда чувствовал себя спокойным, когда приходил к верному решению, т. е. выгодному ему… Утешительная мысль пришла и теперь: «Виноват во всем я сам. Передоверился второму штурману» — рассуждал вслух Сереев. «Теперь все зависит от капитан-дублера флотилии». Он знал Дибуна, а Дибун знал его как штурмана и человека. Но Дибун непредсказуем…
Сереев не стал вызывать «Олеандру» по УКВ, начальник радиостанции ключом попросил частоту на другой радиостанции.
— Что у тебя, Сереев, случилось? Слушаю, — спросил Дибун.
— Да вот… Павел Петрович, накладка вышла, мы… я с гарпунером… взяли 17-го, — пересохшим языком проговорил неуверенно Сереев, высвобождая из рукавов тулупа руку и комкая в ней кодовую книжку переговоров.
