Эра осторожности [Эпоха нерешительности; Век нерешительности] | страница 3



— Как раз пришло время. Вот почему я ищу тебя. Я с большим трудом достал шампанское. На вечере Форрестер выпьет его немного и продемонстрирует остальным, как это делается.

— Наклонить и выпить, — сказал Форрестер.

Хара внимательно посмотрел на него и, покачав головой, крепко сжал джоймейкер.

— Разве ты не помнишь, что я тебе говорил? — упрекнул он Форрестера, обдав его стимулирующими брызгами. — Много не пить. Управлять собой. Не забывать, что вы были мертвыми. Делать то, что я вам говорю, не так ли? А сейчас посмотрим, что у нас получится с шампанским.

Форрестер поднялся и, как послушный ребенок, последовал за Харой, обняв одной рукой девушку.

Казалось, что светлячки гнездились в ее бледных волосах с пушистым венцом наверху.

Форрестер думал: если когда-нибудь увидит свою жену Дороти, то такого больше делать не будет. Но сейчас ему было приятно. Ему трудно было вспомнить, когда он в последний раз обнимал хорошенькую девушку. Ведь девяносто дней назад его тело находилось в камере с жидким гелием, сердце его было неподвижным, а легкие представляли собой бесформенный кусок ткани, покрытый рубцами.

Он умело открыл бутылку, провозгласил тост и выпил. Прежде он никогда не видел на шампанском такую этикетку. По просьбе Хары и под громкие аплодисменты Форрестер прочитал стихотворение «Внебрачный король Англии». И хотя он все время запинался, никто не обращал на это особого внимания.

— Ублюдочные декаденты! — восторженно завопил он. — Вы много знаете, но не умеете напиваться!

Потом они танцевали, образовав замкнутый круг из двадцати человек, топая ногами и резко меняя направление. Это напоминало танец героев легенды о Робин Гуде, исполняющийся под музыку виолончели и пискливой флейты. Девушка восклицала: «О, Чарльз! Чарльз Форрестер! Ты почти сделал меня обитательницей счастливой Аркадии!» Он кивал головой и ухмылялся, держась слева за нее, а справа — за огромное создание человека, про которого кто-то сказал, что это марсианин и он еще не привык к земной гравитации. Но он смеялся, и все смеялись. Казалось, что большинство из присутствующих смеялись над Форрестером, возможно, потому, что он старался неуклюже шагать за другими. Но никто не смеялся громче его.

Это было почти все, что он запомнил. Были различные предложения насчет того, что с ним делать. Некоторые предлагали отрезвить его, другие были против. А он во время продолжительных хихикающих рассуждений счастливо кивал и кивал головой, как глиняный болванчик на пружинке. Он не знал, когда закончилась вечеринка. Остались только сказочные воспоминания о девушке, которая вела его по безлюдной дороге между высокими темными строениями, похожими на могильные плиты, от которых его крики и пение отражались гулким эхом. Он помнил поцелуи девушки, бессвязный шепот, брызги джоймейкера, добавившие в его эмоции страх. Но он не запомнил, как вернулся домой и лег спать.