Это было больше того, что я зарабатывал в месяц. «Книга все равно будет моей, даже если мне придется ее украсть», – промелькнуло у меня в мозгу, и я начал выбирать наиболее удобную позицию, чтобы незаметно стащить книгу и положить ее в задний карман брюк. Я взял ее в руки – она удивительно вкусно пахла свежей типографской краской, глянцевой бумагой, книга была словно живым существом. Я ее полюбил с первого взгляда. Я почувствовал на себе пристальный взгляд продавщицы, и книжка выскользнула у меня из рук. Я ее поднял и положил на прилавок. В это время подошла почтенная пожилая леди и воскликнула: «О, это моя любимая книга! И как она прекрасно издана! Я ее подарю своему зятю. Заверните мне ее, пожалуйста», – обернулась она к продавщице. Пожилая леди пошла дальше по магазину, выбирая подарки для семьи. Я, как загипнотизированный, следовал за ней. Вот она с большим количеством пакетов подошла к прилавку, чтобы сложить их все в одну сумку, а потом взяла и… вышла из магазина.
Это невероятно! Не может этого быть! Она забыла книгу на прилавке. Вот она лежит, прекрасная и одинокая. Наконец-то она будет моей. Я протянул руку, чтобы взять ее, как вдруг почувствовал, что кто-то сжал мое плечо. Я посмотрел снизу вверх и увидел огромного – или он мне показался таковым – полицейского.
Никогда не забуду длиннный путь от прилавка к кабинету менеджера.
«Сэр, – сказал полицейский, – я давно следил за мальчишкой. Посмотрите, он украл ботаническую книгу, ее название «Листья травы». Я увидел ироническую улыбку на лице менеджера. «Ты знаешь поэзию Уитмена?» – спросил он меня. «Да, сэр, это моя любимая книга. Я знаю много стихов наизусть». Я начал читать мои любимые стихи. Он был поражен. «Откуда ты все это знаешь?» – «Я также знаю русский, литовский, немецкий, идиш и могу переводить Книги Моисеевы с иврит». «Почему же ты нарушил Седьмую Заповедь, которая гласит «Не укради»? «Прошу прощения, сэр, вы хотели сказать – Восьмую». Он удивленно посмотрел на меня. «У тебя прекрасная память. Расскажи о себе» Полицейский вышел из комнаты, и мы беседовали, наверное, около часу. Я рассказал ему все о себе, о том, что случилось. В конце нашей беседы он сказал: «Возьми книгу себе на память. Это – рождественский подарок». Эта книга до сих пор у меня».
Нью-Йорк потрясал, удивлял, соблазнял юношу. Но больше всего манили театры и музеи. Не было большей радости, чем, забравшись в музей перед самым закрытием, – помог давний знакомый семьи – спрятаться в укромный уголок и рассматривать скульптуры, картины, а потом дома пытаться повторить на бумаге увиденное. «Я решил для себя – стану художником и для этого пойду учиться в мастерские. Не знаю, откуда взялась смелость, но я начал обходить мастерские художников, стучаться в незнакомые двери. Меня прогоняли, ругали, однако я упорно шел вперед. И вдруг – не поверил собственным ушам – услышал русскую речь. Я постучал, и мне открыл дверь высокий бородатый человек. Он по-русски спросил меня, что мне нужно, пригласил войти, напоил чаем с булкой и сахаром и сказал, что его фамилия Крамер. Он объяснил мне, что для того чтобы стать художником, нужно учиться, и чтобы я завтра пришел к нему со своими рисунками».
