Я беру от матери тайком сунутые деньги, хотя, в общем-то, могу обойтись и без них. Но я их беру, потому что знаю: мать таким образом покупает отпущение грехов перед взрослой дочерью, у которой «не сложилась личная жизнь». И еще потому, что эти деньги позволяют мне хоть в какой-то степени возвыситься над бытом, избавляя от прозаических забот типа: как растянуть до зарплаты последний казначейский билет.
К слову сказать, я человек не гордый — ношу по сей день дубленку, которую привез мне из Канады Кит, в ту пору еще непоколебимо убежденный в том, что любовь женщины можно купить дорогими подношениями. Неужели из-за какого-то жалкого принципа я буду мерзнуть в искусственной шубе на рыбьем меху? Кому и что этим докажешь? Егор в меня: они со Стасом с первой встречи презирают друг друга, но все равно Егор не может отказать себе в удовольствии порезвиться на ковре с мышкой-альбиносом, которых Стас порой приносит ему в подарок в своем необъятных размеров носовом платке.
Все это прокручивается в моей голове в какие-то доли секунды, потом я отдаюсь музыке, растворяюсь в ней без остатка…
Стас звонит, когда я шлепаю босиком из кухни с бананом для себя и сладким сырком для Егора.
— Знаешь, что сделало человека властелином мира? — с места в карьер спрашивает он. И сам тут же отвечает: — Его всеядность. На втором месте крысы идут. Да, да, наши обыкновенные серые крысы, которые в голодное время питаются своими сородичами. Человек их перещеголял, хоть и не жрет стеариновых свечей. Если человечество погубит себя, крысы свою цивилизацию создадут. С неограниченными запасами свежего мяса. Ладно, с этим полная ясность. Завтра заезжаю в шесть ровно, и едем в консерваторию. Я кончил.
В трубке уже пищат гудки.
Совсем забыла: завтра иду на концерт Муравлева. Это привычка юности не пропускать его концерты, а также, можно сказать, единственный за зиму выход в свет. Стас под настроение составляет мне компанию, хотя и садится всегда отдельно. Другой компании у меня нет, да и я, честно говоря, пальцем не пошевелю, чтобы завести.
Иное дело Стас. Ему и в голову не придет забивать мне мозги дурацкими комплиментами, либо проявлять знаки повышенного внимания к моей особе. Скорее, он ни с того ни с сего обзовет меня «плоскомордым приматом» или же, оттеснив своим широким плечом, первым войдет в троллейбус. Зато, общаясь со Стасом, мне не приходится рыскать на свалке моей однобокой эрудиции в поисках удобоваримых для нормального желудка вещей. Словом, с умными людьми мне не о чем говорить.
