. Тем не менее ему пришлось оставить осаду и отойти к Кастории.
По свидетельству Анны Комниной, эта победа была предсказана святым Димитрием. Еще недавно исследователи обратили внимание на то, какое значение придавал Алексей различным предсказаниям «святых людей», утверждавших, что они говорят от имени Бога[90]. Не стоит упускать из виду этот религиозный фактор, свидетельствующий об очевидной (со стороны византийцев) сакрализации сражений, затеянных против них Гвискардом и его братом Рожером. Возможно, у Алексея, как у Гвискарда и Боэмунда, стремление к сакрализации продиктовано не только заботой о пропаганде или отчасти циничным оппортунизмом. Эти свирепые и даже кровожадные воины не были людьми без стыда и совести, как можно было бы судить о них в соответствии с современными западными нормами. Они легко внушали себе, что воюют во имя Бога, надеялись на помощь Всевышнего и молили небеса о ней.
Именно в этот период (и даже чуть раньше, согласно Евдейлу) Алексей и Боэмунд, возможно, вступили в мирные переговоры. Один документ, датированный декабрем 1083 года, был подписан патриархом Иерусалима, пришедшим, по просьбе басилевса, из Фессалоники «с намерением сотворить мир с проклятыми франками»[91]. Однако об исходе этих гипотетических переговоров ничего не известно — о них не упоминает ни один источник.
Последствия первого поражения, во всяком случае, не замедлили себя ждать. Боэмунд утратил контроль над Фессалией. В рядах норманнского воинства все сильнее слышался ропот: жалованье не выплачивалось уже долгое время, добыча пропала, а перспективы грабежа и разбоя были очень далекими. Сомнения усиливала усталость. Рыцари теряли терпение: они надеялись на короткий и быстрый «константинопольский поход» под командованием напористого Роберта — который так и не вернулся. Алексей разжигал это недовольство, пытаясь ввести в заблуждение колеблющихся и непокорных, побуждая их требовать причитающееся.
Боэмунд решил вернуться в Италию — по утверждению Анны Комниной, ради того, чтобы получить деньги, необходимые для уплаты жалованья. Командование войсками он доверил Бриену и Петру д’Алифе. В Авлоне он узнал о падении Кастории (ноябрь 1083 г.) и отступничестве большей части своих помощников, за исключением Бриена, который также вернулся в родные края. Несколькими неделями ранее греко-венецианский флот захватил Диррахий. Всё надо было начинать сначала!
Но вернулся ли Боэмунд в Италию лишь ради того, чтобы найти деньги? Возможно, так он надеялся ускорить возвращение отца, который благодаря своему авторитету мог бы поднять ослабевший боевой дух воинов, покончить с переходами на сторону неприятеля и, наконец, отдать приказ возобновить с новыми силами продвижение к Константинополю. По сути, эта поездка в большей степени свидетельствует о полупоражении Боэмунда, нежели его полупобеде. Или, во всяком случае, указывает на снедавшие его нетерпение и беспокойство.
