Наконец Кавадзути поглядел на часы.
— Уже десять! — сказал он. — Сейчас придет машина. — Он встал из-за стола.
Ансельмо тоже встал и нагнал его у двери.
— Momento, eh?[11] Мне надо с вами поговорить.
Я услышал, как закрылась дверь — по-видимому, дверь спальни, затем заговорил Кавадзути, повысив голос, что-то доказывая, перебивая робкое бормотание Ансельмо.
Мы все молча смотрели на дверь. Франко уперся ладонями в стол, точно готовясь броситься на помощь отцу. Глаза у него испуганно расширились. Даже его мать вдруг ненадолго словно очнулась, широкое смуглое лицо синьоры Ансельмо было настороженным, но непроницаемым, однако уже то, что она перестала смеяться, указывало на внутреннюю тревогу.
Кавадзути повысил голос настолько, что можно было разобрать слова:
— Это неправда. Я солидный человек! Если вы мне не доверяете…
Ансельмо что-то негромко пробормотал.
— В таком случае мы больше не приедем. Ноги нашей здесь больше не будет. Вы меня оскорбляете!
Дверь спальни со стуком распахнулась, в столовую вбежал Кавадзути. Ансельмо шел за ним и глухо говорил:
— Вы бы меня выслушали…
— Ничего не желаю слушать! — закричал Кавадзути и обернулся к нам, точно к присяжным. — Он оскорбил меня! Назвал мошенником! Я мог бы привлечь его за это к суду! Я всегда плачу то, что я должен! Спросите кого угодно. Любого человека во Флоренции.
— Ну так заплатите, — сказала синьора улыбаясь. — Вы нам должны, вы нам заплатите, и все довольны.
— В чем дело? В чем дело? — спросил Франко, а его мать открыла рот, точно сонная рыба, и произнесла:
— Calma, calma![12]
— Ма niente calma![13] — крикнул Кавадзути. — Как можно стерпеть, когда тебя оскорбляют! Разве я не платил вам каждый год? Ну да, ну да — в прошлом году, всего за неделю. Если бы у вас был счет в банке, я бы прислал вам чек.
— Va bene[14], — сказала синьора, — но продукты стоят денег. Мы люди небогатые, а лавочник не будет ждать год.
— Не говорите со мной, как с идиотом! Конечно, продукты стоят денег! — Он ухватил меня за плечо. — Пусть скажет синьор, он англичанин. А англичане — справедливые люди. Я una persona seria[15] или нет?
— Вы всегда так говорили.
— Ну вот! А он — англичанин. Разве я виноват, что мой друг не заплатил? Я убеждал его, настаивал. Я всегда считал, что он такой же честный человек, как я сам.
— Allora, — сказал Ансельмо, — paga о non paga? Вы заплатите или нет? — Жена положила широкую загорелую руку ему на локоть, словно удерживая. Тут я увидел, что руки у него сжаты в кулаки, а уголок рта подергивается.
