— Хотите пострелять?
Вечером после ужина они все трое отправились на автобусе в Портоферрайо.
— Может быть, и вы хотели бы… — сказал Кавадзути. — Вам будут очень рады. Наш английский друг.
Его громкий удаляющийся голос еще раздавался в вечернем мраке, когда Ансельмо встал из-за стола.
— Ну, коли они уехали, — сказал он, улыбнувшись мне своей деревенской улыбкой, — можно достать хорошее винцо.
Его жена посмотрела на меня и засмеялась — на этот раз заговорщицким смехом.
Ансельмо отпер дверцу массивного лакированного буфета и достал две бутылки местного красного вина.
— Что поделаешь, — сказал он, вытаскивая пробку. — Они приезжают. Они платят.
— Иногда, — сказала его жена, улыбаясь всеми серебристыми зубами.
— Это верно. Иногда.
Перемена в нашем настроении была полной и естественной, словно всех нас троих сплотило единое чувство — общая антипатия.
— А что он делает в ратуше? — спросил я.
— Выдает разрешения на собак! — сказала синьора, точно это было что-то нестерпимо смешное.
— Это правда, — сказал Ансельмо. — Разрешения на собак.
— Вы бы ни за что не догадались, верно? — пропыхтела синьора. — Ведь держится-то он, что твой мэр! — И она снова безудержно захохотала.
— Когда они приехали в первый раз, — сказал Ансельмо, — он мне сразу заявил: "Можете не беспокоиться. Я человек состоятельный. Я работаю в ратуше".
— Да! — воскликнула синьора, прижимая ладонь к мощной колышущейся груди. — А сам выдает разрешения на собак! Как-то вечером его жена проговорилась.
— А помнишь, что он сказал? — мрачно спросил Ансельмо. — Он сказал: "Чуть какие-нибудь неприятности, собака кого-нибудь покусает, они приходят ко мне, к Кавадзути. Они знают, что я все могу уладить".
— Ай-ай! — смеялась синьора, тряся головой, поблескивая серебристыми зубами.
— Но он как будто не замечает… — сказал я.
— Ну да! — Она улыбнулась. — Он не замечает. Он ничего не замечает.
— В прошлом году он перегнул палку, — сказал ее муж.
— А чего ты хочешь? — спросила она. — Так уж он устроен.
— Я хочу, чтобы люди вели себя честно, — сказал Ансельмо. — Я с ними по-хорошему, так хочу, чтоб и они со мной по-хорошему.
— Он мне все время твердит: "Я солидный человек", — сказала синьора.
— Какой там солидный, — сказал Ансельмо. — В прошлом году он перегнул палку. Я готов терпеть, но всему есть предел. И уж тогда — стоп! — Он поднял руку, словно регулировщик на перекрестке.
— А что он сделал в прошлом году?
— Привел приятеля, познакомил со мной. Муж и жена — они приехали, когда Кавадзути уезжал, и прожили месяц. Он сказал: "Не беспокойтесь. Я за него ручаюсь. Он мой друг. Он состоятельный человек, вроде меня. Non abbia paura. Не бойтесь". А тот уехал и не заплатил. Месяц прожил и не заплатил. Сказал, что вышлет деньги из Флоренции. Я ждал два месяца, потом написал ему. Он не ответил. Я еще раз написал. Он опять не ответил. Тогда я написал Кавадзути, и он тоже не ответил.
