— Кира неожиданная, — повторяла сестра, — что я тебе говорила, ты еще не знаешь ее.
— А ты что же не помогаешь? — спросила тут одна из баб Зою. — Вот, бери-ка мой серп.
— А я не умею, — растерянно ответила Зоя, смутилась и растерялась как еще никогда.
— Вот так поработаешь недели две, — говорила баба брату, — ржи накланяешься, и во сне-то потом от солнца да от соломы рябит в глазах, на второй день и не разогнуться.
Кира связала пять снопов, придавив коленом, опоясала скрученным свяслом и оторвалась от работы совершенно счастливая. Распрямившись и отдав бабе серп, она стояла вся раскрытая, свободная, большеротая, как сестра потом говорила, ну, совершенная прелесть и радость, и, откинув волосы знакомым движением — тыльной стороной руки, посмотрела на нас.
Я опять пожалел, что она не надела малороссийского платья. Я хотел, чтобы брат ее увидел с кораллами — такой, какой я увидел ее тогда у крыльца. Казалось, она могла тут с бабами так и остаться и с ними все поле дожать. И надо было видеть, какой радостью блеснули ее глаза, когда они ее похвалили.
— Ну, спасибо, вот и я передохнула, — сказала баба, — а то ведь за утро умаялась.
Тут из-за кустов вывернулась босая девчонка в едва доходящем до колен выгоревшем розовом платье, которая, как оказалось, пряталась за нами и все видела.
— Ах, это ты! — воскликнула Кира и бросилась к ней, а та отбежала.
— Я, — она застеснялась.
— Чего же ты тогда в бору испугалась? Иди-ка сюда.
— Да не бойся, — сказали бабы, но она ускользнула, вырвалась и отбежала в сторону.
— Совсем дикая, — сказала Зоя.
— Как зовут-то тебя?
— Манька.
— Как нам до хутора добраться? — спросил брат крайнюю женщину.
— Вот тут идет дорожка на хутор к деду, да ее засеяли.
— Дедушка Герасим-то жив?
— Слава Богу, жив, все со своими животинками возится. А вы и его знаете?
— Бывал у него.
— Манька вас доведет. Манька, да куда она запропастилась.
— За меня прячется.
— Манька, ты им дорогу покажи.
Она кивнула головой.
— Спасибо, барышня, что нам помогла.
Девчонка быстренько повела нас на хутор, все время оглядываясь на Киру, а та не переставала задавать вопросы:
— А ты чья?
— Савельева. Ишь ты, сколько набрала цветов.
И вот так, крутясь и вертясь, вприпрыжку, она вела нас, все оглядываясь на Киру и убегая от нее, когда та хотела ее поймать, а отбежав, останавливалась, глядя на нас, задорная, босая, со смеющимися глазами.
Маша сказала:
— Вот он, дедкин хутор.
Перед хутором, где начинались кусты при дороге и посаженные молодые липы, оставив нас, она убежала вперед.
