— Знаю, Гастингс, знаю, — добродушно отвечал мой друг. — Между словом сказанным и словом написанным — удивительно широкая пропасть. Можно так извратить фразу, что она приобретет противоположный смысл.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы думали, будто я…
— Не тревожьтесь. Все это не имеет никакого значения, а газетные глупости могут даже помочь нам.
— Каким образом?
— Очень просто, — угрюмо ответил Пуаро. — Если наш безумец прочтет то, что я будто бы сообщил сегодня корреспонденту «Дейли Блейг», он потеряет ко мне, как к противнику, всякое уважение.
Может быть, мой рассказ производит впечатление, что практически не было предпринято никаких шагов к расследованию. Напротив, Скотленд-Ярд и местные полицейские управления различных графств были неутомимы в изучении малейших фактов. Они подробно допрашивали владельцев гостиниц, меблированных комнат, пансионов в большом радиусе вокруг мест преступлений. Они до малейших подробностей проверяли сообщения людей с богатым воображением, рассказывающих, что они видели человека, который «очень странно вращал глазами», или заметили «слонявшегося взад и вперед мужчину со зловещим выражением лица». Полиция не оставляла без внимания ни одного самого туманного сообщения. Обследовали поезда, автобусы, трамваи, допрашивали кондукторов, носильщиков, киоскеров — бесконечные вопросы и проверки.
Было задержано не менее двадцати лиц, которых допрашивали до тех пор, пока не убеждались в надежности их алиби.
Нельзя сказать, чтобы общий результат сводился к нулю. Некоторые показания были отмечены как ценные, но их дальнейшее изучение ничего не дало.
Если Кроум и его коллеги были неутомимы, то Пуаро казался мне непонятно вялым. Мы с ним часто спорили.
— Друг мой, что я, по-вашему, должен делать? — говорил Пуаро. — Обычные допросы полиция проводит успешнее меня. Всегда, всегда вы хотите, чтобы я рыскал по следам, как собака…
— А вместо этого вы сидите дома, как… как…
— …как разумный человек. Моя сила, Гастингс, в мозгу, а не в ногах. Все время, когда вам кажется, что я бездельничаю, я размышляю.
— Размышляете! — воскликнул я. — Разве сейчас время для размышлений?
— Да, тысячу раз да!
— Чего же вы можете добиться размышлением? Ведь все факты вы знаете наизусть.
— Я размышляю не над фактами, а над особенностями мышления преступника.
— Мышление сумасшедшего!
— Именно. Потому-то его не сразу раскусишь. Когда я буду знать, что за человек наш преступник, я сумею узнать, кто он. С каждым разом я узнаю о нем все больше. Что мы знали об убийце после андоверского дела? Почти ничего. А после Бэксхила? Немного больше. После Кэрстона? Еще больше. Я начинаю видеть не то, что вам хотелось бы увидеть — контуры лица и фигуры, а особенности его ума. Ума, который работает в определенном направлении. После следующего преступления…
