— Вот как? Ну это мы еще посмотрим; кто и куда тебя назначил.
— Ну, смотри, смотри.
— И посмотрю! Гляди, чтоб потом локти не кусал, — пригрозил Макеев.
Петр поиграл желваками на скулах и промолчал. Прошлый печальный опыт общения с особистами говорил, что злить их только себе дороже выйдет. Макеев же, посчитав, что угроза возымела действие, решил не размениваться по мелочам, но, встретившись взглядом с «интендантишкой», понял, что не стоит спешить с выводами. В свете нещадно чадящего фитиля на него из-под кудрявой пряди волос с вызовом смотрели карие глаза. Судя по всему, Прядко был крепким орешком, и Макеев решил использовать проверенный прием. Пошелестев бумагами, спросил:
— Гражданин Прядко, а как ты объяснишь, что пять месяцев скрывался на территории, оккупированной врагом?
— Я??! Я скрывался? — опешил Петр.
— Ну не я же? — хмыкнул Макеев и, не давая опомниться, обрушился с новыми обвинениями:
— Почему уничтожил партбилет? Где личное оружие? Почему раньше не вышел на соединение с частями Красной армии?
Петр был потрясен их абсурдностью и не находил слов, чтобы ответить. А Макеев продолжал наседать. Вытащил из стопки чистый лист и потребовал:
— Короче, бери ручку и пиши! Только не вздумай юлить, со мной этот номер не пройдет!
— Писать? — чужим голосом произнес Петр.
— Ну не петь же. Ты не соловей, шоб тебя слушать, — с кривой ухмылкой заметил Макеев и двинул по столу чернильницу с ручкой.
Петр отшатнулся и, задыхаясь от гнева, выпалил:
— За меня трофейный автомат росписи ставил!
— А-а, все вы так говорите, а как копнешь, то такое говно вылазит, что…
— Говно?! Т-ты че несешь?! Мы там своей кровью умывались, пока вы тут линию фронта выравнивали! Мы… — взорвался Петр.
— Чего-о?! — Макеев поперхнулся. Папироса, зажатая в уголке рта, сползла с губы и шлепнулась на стол, а когда к нему вернулся дар речи, он обрушился на Петра с новыми угрозами:
— Гад, ты на кого пасть разеваешь? Да я от тебя мокрого места не оставлю! Я тебя одним пальцем раздавлю!
— Это вы мастера! А кто потом с фрицем воевать будет?
— Заткнись! Я тебя без всякого трибунала шлепну!
— Не пугай, пуганый. Не в обозе отъедался, а фрицев колпашил.
— Степа, ты глянь на эту сволоту! Да я тебя… — взвился Макеев и ухватился за кобуру.
Сержант угрожающе заворочался за спиной Петра. Наступившую вязкую тишину нарушали лишь прерывистое дыхание и треск нещадно чадившего фитиля. В отблесках тусклого пламени лица Макеева и Прядко, искривленные злобой, напоминали уродливые маски. Несколько секунд они сверлили друг друга пылающими взглядами. Не выдержав, Макеев отвел глаза в сторону. Он медленно отпустил кобуру, нашарил на столе папиросу, но курить не стал и, отшвырнув ее в угол, тяжело опустился на лавку. Злость душила его, но, в конце концов, разум взял верх, и тогда Макеев другими глазами посмотрел на дерзкого, не лезущего за словом в карман интенданта.
