– Эй, селяне! – пронзительно, будто пущенная с увеличенной скоростью магнитофонная запись, завыло сверху. – Надо потолковать! Надо потолковать!
Это… шелестящее… подползало ближе, сужая круги. Не торопясь. Даже, скорее, намеренно не торопясь. Нарочно растягивая время неумолимого преследования. Я услышал, как оно с хлюпаньем втягивало воздух… и выпускало его коротким кашляющим спазмом.
– Помогите… – безнадежно пролепетал невидимый Дега.
– Помогите! – моментально подхватило глумливое эхо. – Помогите! Помогите!.. Эй, селяне!.. Надо потолковать!..
Где-то опять то ли всхлипнули, то ли хихикнули.
«Кажется, охота для них не столько необходимость, сколько развлечение…» – вдруг подумал я. Ноги мои подкосились, и я осел на землю.
В тот момент с поразительной четкостью отобразилась в моем сознании истинная природа зверья. Я понял, что глупо ждать от них пощады или жалости, хотя бы сочувствия… В душе самого свирепого маньяка, самого кровавого душегуба может шевельнуться тень сострадания, причина которого – в похожести охотника и жертвы, убивающего и убиваемого. У любого человека, даже у последнего закоснелого негодяя, когда-то была мама и было детство, было хоть что-то неоспоримо хорошее, родное и дорогое, что может в решающий момент проснуться, тронуть сочувственную струну человечности, удержать занесенную для удара руку. Зверье же не принадлежит к роду людей. Зверье – нелюди, абсолютные чужаки. У них нет с нами ничего общего. И поэтому они в принципе не способны чувствовать к нам сострадание. И вообще, могут ли они хоть что-то чувствовать?..
Мою руку нащупала и стиснула другая рука – живая, человеческая.
– Я вдруг вспомнил… – быстро-быстро затараторил Дега, заглушаемый беснующимся вокруг нас жутким шабашным гвалтом. – Твой папахен ведь давно овдовел, а моя мамка всю жизнь одна, я своего родителя вообще не помню. Я часто думал: «А что, если их свести?» Мы бы с тобой тогда как братья были б. Я тебе об этом никогда не говорил…
– Можно было бы попробовать… – сказал я и поразился. Что я несу?! Что Дега несет?! Дикость какая-то…
В звуковую кипящую кашу ворвался рев автомобильного двигателя. И почти сразу же на нас с Дегой обрушился сноп желтого света, в котором вспыхнула мгновенно вырванная из тьмы пыльная земля. И нечто шероховато темное, похожее на ожившее дерево с кривыми разлапистыми ветвями, распластанное по этой земле, дернувшись и зашипев, с невероятным проворством метнулось за пределы светового пятна.
