— Натали понравится эта идея? Как ты думаешь? — сказал я.
Услышав имя своей подруги, он заморгал; а может быть, он заморгал потому, что до этого дня вообще не считал меня способным запомнить имя его подруги.
— Не знаю… — начал он, но вдруг глаза его посветлели. — Я думаю, все о’кей.
— Я тоже так думаю.
Усмехнувшись, я положил руку ему на затылок, легонько потрепал его голову и сказал:
— Знаешь что, для начала поскорее выясни у Натали, можно ли ей ехать. Тогда у меня будет время на бронирование.
И в это время зазвонил звонок.
Я нажал на кнопку, открывавшую наружную дверь. Макс снизу помахал рукой и через две ступеньки взбежал по лестнице; солнечные очки были сдвинуты на лоб.
— Болеешь? — спросил он, пожимая мне руку и с близкого расстояния глядя мне в глаза.
Я пожал плечами.
— Грипп, — сказал я.
Макс повернулся к Давиду:
— А это твой сын, я полагаю?
Он слегка тронул Давида за плечо и протянул ему руку.
— Много слышал о тебе, — сказал он и подмигнул мне. — Только хорошее, если верить твоему отцу.
Я внимательно следил, не подаст ли Давид какой-нибудь, пусть даже скрытый от глаз, знак узнавания, но Давид вел себя так, будто видел Макса впервые.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответил Макс.
Я положил руку на плечо Максу:
— Налить чего-нибудь?
Лицо Макса приняло задумчивое выражение.
— Ну, я бы соблазнился чашечкой чаю, — сказал он. — Лучше всего травяного, если он у тебя найдется. Если тебя не затруднит.
— Травяного чаю… — повторил я.
Я поднес руку к голове, словно собирался поразмыслить над тем, есть ли в доме чай.
Давид не сводил глаз с Макса; во взгляде сына я различил нечто такое, чего не видел уже давно — по крайней мере, в тех случаях, когда он смотрел на меня.
Макс засмеялся.
— Господи, дружище! — сказал он и ткнул меня в живот. — Ты бы видел себя! Травяного чаю! Какую скупердяйскую рожу ты можешь состроить! Ха-ха! Замечательно!
Я тоже засмеялся. В глазах Давида заискрилось явное удовольствие.
— Здорово! — сказал Макс. — Я частенько делаю так в кафе. Знаешь, в одном из тех настоящих темных погребков, где в два часа дня все сидят за старой можжевеловкой. А я вдруг спрашиваю: «Если пьешь больше двух чашек, не дешевле ли взять чайничек травяного чаю?» И вижу рожи посетителей за стойкой бара. Не передать словами.
Давид засмеялся. Я не сразу понял, что уже несколько лет не слышал от него такого смеха: это шло от души, это не был тот снисходительный, скептический смешок, к которому я успел привыкнуть.
