— Да, — сказал мой сын. — Здорово.
Мы стояли на балконе, опираясь локтями о перила, и смотрели вдаль, поверх сада. Давид ушел в свою комнату. Кристина все еще дремала наверху. Макс выпустил сигаретный дым через нос и покрутил свой бокал «Джека Дэниелса»: кубики льда столкнулись друг с другом и зазвякали.
Мы уже некоторое время стояли там, почти не разговаривая; то, что надо было обсудить, мы обсудили в общих чертах. Макс уже раза два взглянул на свои водолазные часы; а однажды раздался писк — звуковой сигнал; Макс только покачал головой и глотнул еще виски.
И в этот пустой момент — без будущего, а если разобраться, то и без прошлого — снизу внезапно послышался шум шагов, а потом человеческий голос:
— Давай… давай…
Дверь в сад открылась, и вышла госпожа Де Билде. В руке она держала оловянную миску.
— Давай, мальчик…
За ней в сад вышел пес; мы слышали, как скребут по плиткам его когти. Собаки лучше чувствуют (интуиция или инстинкт?), из какого угла можно ожидать опасности; прежде чем уткнуться носом в миску, пес устало приподнял голову и долго смотрел на нас, не отводя взгляда.
— Давай… — сказала госпожа Де Билде; не подозревая о нашем присутствии у себя над головой, она достала из кармана фартука носовой платок и громко, протяжно высморкалась.
— Через полмесяца мы на две недели уезжаем на Менорку, — сказал я.
Продолжая наблюдать за тем, что происходило под нами, Макс несколько раз кивнул — почти незаметно. Услышав мой голос, госпожа Де Билде посмотрела наверх, наморщила лоб и прищурилась, словно ей мешал свет. Потом она пожала плечами. Шаркая ногами и качая головой, она устремилась к двери своей кухни.
Макс допил свой виски и посмотрел на меня.
— Мы уезжаем шестнадцатого июля, — уточнил я.
