Когда на станции «Биб»[7] гаснут огни, то становятся слышны стоны металла.
Лени Кларк лежит на своей койке и внимает. Над головой, за трубами, проводами и скорлупой корпуса три километра черного океана хотят ее раздавить. Под собой она чувствует рифт, распарывающий дно с силой, достаточной, чтобы сдвинуть целый континент. Кларк лежит здесь, в этом хрупком убежище, и слышит, как панцирь станции смещается по микрону, слышит, как слабо, чуть ли не за пределами человеческого диапазона, трещат его швы. На рифте Хуан де Фука бог – настоящий садист, и имя ему – физика.
«Как же меня уговорили? – думает она. – Зачем я сюда спустилась?»
Но она уже давно знает ответ.
Лени слышит, как Баллард выходит в коридор. Кларк ей завидует. Та никогда не лажает, такое ощущение, что у нее все всегда под контролем. Она, кажется, даже счастлива здесь.
Кларк скатывается с койки, отыскивая в темноте выключатель. Ее каморку заливает бледный свет. Трубы и эксплуатационные панели загромождают стены вокруг; когда находишься на глубине трех тысяч метров, эстетика всегда проигрывает функциональности. Лени поворачивается и видит гладкую черную амфибию в зеркале на переборке.
Это случается до сих пор. Иногда она забывает, что же с ней сделали.
Требуется сознательное усилие, чтобы почувствовать механизмы, притаившиеся на месте ее левого легкого. Кларк уже настолько привыкла к постоянной боли в груди, к еле ощутимой застойности пластика и металла при движении, что едва их замечает. Она все еще помнит, каково было жить полноценным человеком, и по ошибке принимает этого призрака за подлинные ощущения.
Однако такие передышки длятся недолго. На «Биб» повсюду зеркала; по идее, они должны зрительно расширять личное пространство экипажа. Иногда Кларк закрывает глаза, прячась от своих отражений, которые постоянно кидаются на нее. Помогает слабо. Она крепко зажмуривает глаза и чувствует в них линзы, скрывающие зрачки гладкими белыми катарактами.
