Дома спросил у Марины:
— Когда это успели липовую обсаду порешить и зачем?
— Тогда же, в войну, — ответила она и спокойно пояснила: — Кто на ночевки, кто на кадушку-липовку, кто на севалку, а кто и на дрова.
— Вопщетки, раз уж пошло так, то давай и дальше — режь, круши, жги — война все спишет! — ворчал он себе под нос и нервно ходил из угла в угол хаты.
Быть может, Игнат и забыл бы про те липы: спилили — ну и спилили! — однако через день Леник примчался из школы и, как великую радость, сообщил:
— Витик Полин еще одну липу шахнул. Всю дорогу было завалил. Теперь уже прибрал — только мелкие ветки остались.
Игнат не выдержал, решил пойти и объяснить хлопцу, что можно делать, а что негоже.
— Куда ты пойдешь? С детьми биться? — попыталась остановить его Марина. — Сама одна да их двое — и обшить, и обмыть, и накормить. Что бы она делала без Витика?..
Игнат внимательно посмотрел на жену, размышляя, как быть, и все-таки пошел.
Полина хата стояла через три двора. Распиленная на кругляки липа лежала под изгородью на улице. Сразу видно было: около дерева походила не мужская рука — и слабая, и неумелая. Какая там толщина сука, а на него замахивалась раза три-четыре и топор пускала не у самого ствола, так что обрубки торчали, как у паленой свиньи уши.
Шел Игнат с намерением хотя бы отчитать хлопца, вразумить, чтобы больше не делал так, а посмотрел на эту слабосильную неумелую работу, и расхотелось что-либо говорить. Так и пошел бы дальше по селу, если бы на дворе не заметил Витика и Раю, Полину меньшую. Они стояли возле табуретки и ели помидоры — маленькие зеленые шарики, почти что завязь, которая по поздней поре не могла уже ни вырасти, ни вызреть. Брали эти зеленухи-помидорки, макали в крупную соль и с голодным жадным хрустом уплетали так, что брызги летели. Помидоры и соль. Игнату даже голову повело вбок от оскомины.
— Без хлеба?! — спросил, повернув во двор. — Да у вас животы болеть будут!
— С хлебом было бы вкусней… А бульба еще варится, — засмеялся Витик.
Рая согласно закивала головой: рот ее был набит зеленью.
Во двор выглянула из хаты Поля, удивилась:
— Игнат?!
— Ага, видишь, вопщетки… — он развел руками, кивнув на табуретку.
— Что делать… — Поля махнула рукой. — Заглянул, так, может, и в хату зайдешь? — то ли спросила, то ли пригласила она.
Игнат пошел за ней. Чисто вымытые сенцы. Высокий, старой работы комод у стены. В другой половине хаты тоже чистота и прохлада. Под рамками с фотографиями подвешены на нитках серебристые картонные рыбки, зайчики. Когда-то до войны вешали такие на новогоднюю елку в колхозном клубе.
