— М-да, это уже крайность, — согласился Рудаков.
— Если бы только это, Александр Юрьевич! Они замахнулись на святое! То, на чем держатся ракетные войска, — на систему боевого дежурства! Она годами, кровью и потом выстрадана, так нет же, полезли и туда. Правая рука не знает, что творит левая. Сплошной бардак! Уже не знаю, до кого докричаться.
— А если до Николая Николаевича, он в прошлом ракетчик, — предложил Рудаков.
— Поздно. Коля, только заикнулся об ошибках в формировании новых военных округов, так ему тут же показали его место. Нет, вы только представьте: весь Дальний Восток и Забайкалье объединить в один округ?! Пока его объедешь, борода до колен отрастет! Николай Николаевич не стал с этим мириться и написал рапорт на увольнение.
— И что больше не кому сказать?
— Остальные рот бояться открыть. Последняя надежда на Георгия Александровича, может, через него удастся достучаться до министра.
— Он сейчас находится в командировке в Южном военном округе, — сообщил Рудаков: — В Москву вернется через неделю.
— Жаль, — посетовал Соловцов. — Боюсь, как бы за это время бухгалтера не начали кромсать ракетные войска.
— Николай Евгеньевич, а Вы позвоните Георгию Александровичу по ВЧ-связи.
— Нет, Александр Юрьевич, подобные вопросы по телефону не решаются.
— М-да, — согласился Рудаков и выразил надежду: — Может, еще обойдется.
— Надежда, как говорится, умирает последней, — грустно произнес Соловцов и предложил: — Может, еще по одной?
— Нет, нет, Николай Евгеньевич, пора и честь знать. Спасибо за все, мы поедем, дела, — отказался Рудаков и встал из-за стола.
За ним последовал Первушин. Возвращались они в Москву не в лучшем настроении. Разговор с Соловцовым навевал грустные мысли. Ретивые и некомпетентные горе-реформаторы, пришедшие в Министерство обороны вместе с Сердюковым, подходили к армии как к бизнес-структуре и безжалостно кромсали боевые соединения. То, что ждет военные вузы и НИИ Рудаков и Первушин старались не загадывать. Решения министра Сердюкова трудно было предугадать. Тревога за будущее военной науки, поселившаяся в последнее время в душе Рудакова после разговора с Соловцовым, только усилилась. Обернувшись к Первушину — тот, прислонившись к дверке машины, отсутствующим взглядом скользил по полям, он спросил:
— Александр Васильевич, какие для нашего управления вытекают выводы из рассказа Николая Евгеньевича о реформе в армии?
— Неутешительные, Александр Юрьевич. Если так обходятся с боевыми частями, и не просто с боевыми, а частями постоянной боевой готовности, то, что же говорить про нашу научную епархию — хорошего ждать не приходится, — констатировал Первушин.
