За время долгого перелета над Атлантикой Ваилд и Форман не один раз успели обсудить детали предстоящей беседы с Вельтовым. Джозеф был далеко не новичок в подобных делах, понимал все с полуслова, и они быстро нашли общий язык. Существовавший у Ваилда стереотип о «яйцеголовых», как о занудах и людях не от мира сего, к концу полета был окончательно разрушен. Форман хорошо разбирался как в новейших научных технологиях, так и в темпераменте холодных прибалток. В начале 90-х годов за три месяца, проведенные в Риге, он успел основательно покопаться не только в том, что сохранилось в бывших закрытых советских лабораториях, но и добраться до дна злачных мест. После крушения советской империи в Прибалтике они расцвели пышным цветом. Вчерашние ударницы коммунистического труда спешили наверстать упущенное в множившихся словно грибы после дождя ночных клубах и массажных салонах.
Конец воспоминаниям Формана о пикантных похождениях в Прибалтике положило приземление в аэропорту Шенефельд. В столице Германии — Берлине они не задержались: после встречи с партнером Вельтова — президентом Фонда содействия диверсификации российских оборонных производств Defense Enterprise Fund и старым агентом ЦРУ Калминым пересели на поезд, следовавший в Эстонию. Ранним утром на таллиннском вокзале их встретил знакомый Ваилда по тайным операциям в бывшей Югославии Соломон Голдмэн. За прошедшие десять лет он сильно изменился: на месте буйной шевелюры появилась благообразная лысина в обрамлении седых кудрей, квадратный подбородок утонул в осанистой бороде, и только стальной блеск серых глаз напомнил Ваилду прежнего Соломона — того, которого в Косово опасались даже свирепые головорезы из отрядов Хашима Тачи.
Встрече с ним Ваилд был искренне рад, стремительно шагнул навстречу и, энергично пожав руку, воскликнул:
— Старина, ты выглядишь, как святой!
— Хэллоу, Ник! — приветствовал его Голдмэн и, стиснув в своих медвежьих объятиях, хмыкнул: — Но я не против погрешить, как в Югославии! Славное было время, ты помнишь, Ник?
— Такое разве забудешь, Соломон.
— Вот где было живое дело! А здесь — тоска. Все так пристойно, что выть хочется, — посетовал Голдмэн.
— Не горюй, Соломон, мы ее развеем — пообещал Ваилд.
— Я буду только рад, старина. Что, намечается горячее дельце? Если грешника поджарить или отправить в ад, то готов сделать это за милую душу.
— Не сомневаюсь, все еще впереди, — заверил Ваилд и, поежившись под пронизывающим ветром, хлестанувшим по лицу снежной крупой, с укоризной сказал: — Дружище, ты что-то неласково нас встречаешь.
