Кукла на качелях | страница 33
Неожиданно для себя Алена рассказала своему новому знакомому всю правду. Про первоапрельский факс, подписанный неким Хохмачевым — от слова «хохма», про ужин в ресторане и про дом, из которого она взялась сделать царские палаты.
— Значит, твой Хохлачев уверен, что ты дизайнер Алла Григорьева, — задумчиво проговорил Феликс. — А ты всячески поддерживаешь в нем эту уверенность… Тебе никто не говорил, что ты законченная авантюристка?
— Что законченная — нет. А что авантюристка — да.
— Все равно по счетам платить придется… — покачал головой Феликс.
— А-а-а! — отмахнулась Алена. — Все как-нибудь обойдется. И хватит обо мне. Вы же в Китае были?! — вспомнила она. — Расскажите… Мне очень интересно. В одном из прошлых воплощений я жила в Китае, была мужчиной, строила мосты, и звали меня… дай Бог памяти…
— Сюй Цзунлу. И было это в эпоху Мин… Так звали меня…
Алена обомлела от удивления. Повеяло чем-то запредельным. Но в следующую секунду она догадалась, в чем дело.
— Кажется, мы пользовались одной и той же компьютерной программой?!
Феликс кивнул.
— И здесь надувательство! — искренне огорчилась Алена. — Как жаль… Осталась без своего китайского прошлого. И в этом виноваты вы, между прочим.
Феликс улыбнулся и продекламировал:
— Эти стихи того самого Сюй Цзунлу, — пояснил он. — Сюй не строил мостов. Сюй был поэтом.
Феликс ушел за полночь. Алена слышала, как громко в ночной тишине завелась машина, как долго еще был слышен угасающий рокот мотора.
Они договорились поддерживать связь. Феликс оставил номера телефонов, по которым его можно было найти, и пообещал:
— Буду заглядывать на огонек.
На прощание он поцеловал ее в щеку… по-родственному.
В эту ночь она долго не могла заснуть, перебирая события сегодняшнего дня. Андрей — такой сдержанный, внимательный. Феликс — в общем-то циник и нахал, но очень душевный, четко чувствующий границы дозволенного. И Роман…
Мысли Алены постепенно затянуло в прошлое — в тот день, когда Рома уговорил ее заплатить по его долгам собой…
Перед тем как выйти из дома, Алена приняла душ. Она стояла под горячими струями воды, гладила свое еще не поруганное тело, словно уговаривая его простить ее, и плакала. Она понимала все, что делает, ясно представляла себе то, через что ей предстоит пройти, но уже не могла остановиться.
«Зачем? — время от времени спрашивала она себя. И сама себе отвечала: — Потому что люблю…»