- Его нет, - сухо отозвался Юрий. Мысль о том, что чужие и безразличные к нему люди роются в сокровенных тайнах его души, уже возмущала не так сильно, как сразу после ареста. По крайней мере, ему хватало сил сохранять видимое равнодушие.
- Как это - нет? - удивилась она.
- Это мои фантазии. Рассказ.
- Неправда. Вы свои рассказы и стихи записывали в отдельных тетрадках. Которые тоже изъяты при обыске. А тут - дневник.
- Это фантазии, - сухо повторил Юрий.
- И две рукописи философского содержания - тоже? - спросила Елизавета Петровна.
- Тоже. Это я придумал, - и усмехнулся вызывающе. - Нравится?
Сорвалась глупая фраза с языка, и Юра тут же застеснялся своего неуместного вопроса. Но Елизавета Петровна очень охотно отозвалась:
- Не знаю. Я ничего в них не поняла.
- Тогда как вы можете меня осуждать на их основании?
- А я разве осуждаю? Я вообще не имею права вас осуждать. Следствие должно собрать доказательства вины, а уж осуждать вас Судебная коллегия будет. Я только подозреваю, что в рукописях скрыта антисоветская агитация.
- И призыв к свержению советской власти! - не удержавшись, съехидничал Юрий.
- Не пиши! - оказывается, следователь следила за стенографисткой и, довольно жестко прикрикнув на девушку, обернулась к Юрию. - Поосторожней. Вашу усмешку в протокол не запишешь, а по форме это признание.
Юрий закусил губу. Надо же так попасться!
Она продолжила:
- Значит, вы утверждаете, что рукописи философского содержания есть плод ваших размышлений?
- Да.
- Тогда давайте о них и побеседуем.
- Беседовать я привык за чаем, с друзьями. А с вами мне беседовать не о чем! - резко заявил он. Со Звягиным ему удавалось таким образом продержаться все допросы.
Она поморщилась, поджала обиженно губы и произнесла подчеркнуто сухо:
- Ну и не беседуйте, мне-то что! А на меня не кричите. Вам такое обращение не нравится? Я тоже человек и подобного тоже не люблю. - Громова достала портсигар, зажигалку. Ввинтила сильными пальцами папиросу в мундштук и закурила. В маленьком прогретом кабинете сразу ядовито запахло дешевым табаком.
Некурящий Юрий не выдержал:
- Что за хамская манера! Здесь и так дышать нечем!
- Извините, - искренне смутилась она, хотела было затушить папиросу, но передумала, подошла к окну, открыла форточку.
"И на том спасибо!" - подумал юноша. Елизавета Петровна тем временем затянулась и проворчала, совсем не страшно, как ворчат добродушные тетки:
- Ведь как у вас это барское в кровь въелось. Только ножкой не топнули да вон не послали. А ведь я все-таки женщина, да и постарше вас буду! Ры-царь!
