- Побеседуешь с ней. Она меня сегодня утром поймала в коридоре. Напустилась, как ведьма. Стыдила. Товарища Дзержинского поминала. Он, мол, говорил, что тот, у кого сердце очерствело, кто не может чутко и вежливо относиться к арестованным, тому не место в ОГПУ. Рассказывала, что чекиста, ударившего подследственного бандита, Феликс Эдмундович прогнал из ВЧК. Это правда?
- Правда. - голос у Марка Исаевича был ровный и серьезный, но иронично поднятая бровь не вязалась с интонацией сказанного. Впрочем, испугавшемуся Звягину было не до тонкостей. - А с чего этот мистик взялся писать на вас жалобы?
- Ударил я его, не стерпел, - совсем уж по-крестьянски просто заявил Звягин. - Губу разбил.
- Губу разбил - это плохо, - протянул Марк Исаевич.
Звягин вопросительно поднял на него глаза.
- И что теперь? - тоскливо спросил он.
- Плохо твое дело. Лизавета Петровна настоит, будет комиссия. Как ни вертись, придется тебе писать объяснительную.
И, вспомнив о чем-то срочном, стал озабоченно искать на столе какую-то бумагу. До Ивана дошел истинный смысл сказанного. "А ведь он смеется! Сам-то даже не скрывает, что манера ведения допроса у него жесткая, даже грубая. Интересно, правду говорят, что он избивает подследственных резиновой палкой? Или есть иные способы бить, не оставляя следов? А ведь ничего мне не будет! Времена изменились, только говорить об этом не принято", - подумал он. Осмелев, спросил:
- А правда, она и на вас рапорты писала?
- Конечно, - все так же серьезно произнес Марк Исаевич. - Она принципиальная, закон ставит выше начальства.
- И объяснительные приходилось писать?
- Если находили доказательства - приходилось, - с выражением предельной честности произнес Марк Исаевич и подумал: "Сообразительный парень, далеко пойдет".
В дверь тихо постучали.
- Входите, Елизавета Петровна.
Она вошла - по-военному прямая, подтянутая, строгая. От Марка Исаевича не укрылось, что Звягин невольно покосился в ее сторону не без интереса. "А ведь она мужикам еще нравится, - неожиданно подумал Штоклянд. - Еще могла бы замуж выйти. Чего ждет? Не молоденькая ведь, за тридцать. Ладно, что-то ты сегодня, Маркеле, ворон ловишь". Марк Исаевич кивнул ей на стул. Она села, одернула юбку, натянула ее на круглые колени красивых, стройных ног.
- Ну и что? - осведомился хозяин кабинета.
- После допроса будет яснее, - сухо сказала Елизавета Петровна, явно не желая обсуждать эту тему. - Одного на фотографии я вроде знаю. Зайду в архив до допроса, проверю. По-моему, арестовывали его как анархиста в начале двадцатых.
