Общение с Харасановым было чем-то связывающим с его молодостью. Он даже по-своему полюбил этого сильного неугомонного мужчину. Теперь за эту позднюю любовь ему придется расплачиваться. Самолюбие старого служаки было уязвлено.
По правде говоря, он давно мог отправить Харасанова в лагерь. Но, разыгравшаяся страсть садиста требовала развязки. Когда он смотрел на это широкое лицо, ему перехватывало дыхание от желания сделать из него бесформенную массу. Времена изменились. Семидесятилетний полковник не мог без последствий убить “образованного”. Это должны были сделать уголовники.
Что-то внутри подсказывало, что Харасанова не поймают. От сознания этого хотелось выть.
Дежурный прапорщик втолкнул плачущего Валентина Королькова в камеру № 45. Навстречу ему поднялся огромный наголо обритый верзила. Лоснящееся лицо расползлось в благодушной улыбке. Перебитый нос странно задергался.
— Эй, дежурный! — крикнул он наблюдающему в глазок прапорщику, — сколько шалы приехало?
— Много, Бык, много. Петренко сказал подгонит большой пакет, а может и два.
Заключенный по кличке Бык подошел к Валентину, ощупал его мышцы и безразличным тоном сказал:
— Второй день, земляк, сижу без шалы… Ну, и чего ты натворил?
— Я-я-я, — заикаясь выдавил Корольков, — уходил в побег… Срок маленький, сам вернулся.
Лицо уголовника поразительно изменилось. Близко посаженные глаза как бы вдавились в череп. Тонкие губы приоткрылись, обнажая ряд рандолевых зубов.
— Чего, чего? Уходил в побег и сам вернулся?
Недоумение Быка было столь велико, что он отступил на шаг и волосатыми пальцами поскреб голый череп.
— Я сглупил, увязался за одним козлом, а потом одумался… Зачем мне с трояком еще три года за побег получать. С трояком можно на одной ноге на параше простоять, — повторил излюбленную в этих стенах поговорку.
— Это ты правильно сказал, на параше… У меня, овца поганая, два вышака, а ты сам вернулся. Недаром тебя Петренко ко мне направил.
Двумя пальцами правой руки он ухватил Валентина за нос, а левой, словно молотом, ударил под дых.
Тот охнул и упал на колени. Бык схватил его за волосы и, фактически отрывая от пола, слета ударил лицом о стену. Открылась “кормушка”. В камеру забросили пакет. Бык, словно ягуар, вцепился в честно заработанную добычу.
— Что тут у нас? Чай и шала. Снимай рубашку, Бык будет пить чифу, — осклабился он избитому Валентину. Дрожащими руками Валентин снял рубашку.
Через минуту рубашка превратилась в узкие полосы. Бык влез на унитаз, предварительно подцепив кружку на изогнутую ложку.
