Подняв глаза, она вдруг увидела в зеркальце над противосолнечным козырьком ехидно ухмылявшуюся Глорию. Даглесс решительно отвела глаза и попыталась сосредоточиться на красоте английских пейзажей.
За окном мелькали зеленые поля, старые каменные заборы, коровы и снова коровы, живописные домишки, великолепные особняки и… и Глория. Глория, казалось, была повсюду.
– Она еще совсем ребенок, и ее родители развелись. Вполне естественно, что она питает к тебе некоторую неприязнь, – твердил Роберт. – Но прошу тебя, выкажи ей хоть какое-то участие. Когда узнаешь ее поближе, поймешь, что она, в сущности, милая, славная девочка.
Милая, ничего не скажешь!
В свои тринадцать Глория пользовалась косметикой в количествах, которые не снились двадцатишестилетней Даглесс, и часами торчала в ванной, малюя физиономию. Глория сидела впереди, а Даглесс ютилась сзади.
– Она всего лишь дитя, и это ее первое путешествие в Англию, – объявил Роберт, – а ты бывала тут раньше, так что почему бы не проявить хоть капельку великодушия?
То обстоятельство, что Даглесс предстояло сверяться с картой, хотя почти весь обзор заслоняла голова Глории, вряд ли считалось существенным.
Даглесс пыталась всмотреться в окружающий пейзаж. Роберт считал, что она ревнует Глорию к нему, что не желает делить его ни с кем, но если расслабится и успокоится, они превратятся в дружную счастливую компанию.
– Мы могли бы стать второй семьей для девочки, которая так много потеряла, – уверял он.
Даглесс старалась полюбить Глорию. Старалась, как могла, быть взрослой и игнорировать все ее выпады и даже понять неприязнь Глории, но удавалось это плохо. За те полтора года, что она и Роберт прожили вместе, Даглесс сделала все возможное, чтобы обнаружить того «славного, милого» ребенка, о котором говорил Роберт. Несколько раз она брала Глорию в магазины и тратила на нее больше денег, чем могла позволить себе на маленькое жалованье учительницы начальной школы. Иногда, по субботам, Даглесс оставалась в доме, который делила с Робертом, и приглядывала за Глорией, пока Роберт посещал профессиональные сборища, обычно коктейль-пати и ужины. Когда Даглесс осмелилась упомянуть, что тоже хотела бы пойти с ним, Роберт покачал головой:
– Вам необходимо побыть вдвоем и получше узнать друг друга. И помни, детка, я иду в комплекте с Глорией. Любишь меня, люби моего ребенка.
Иногда Даглесс начинала верить, что все образуется, потому что наедине с ней Глория вела себя дружелюбно и даже сердечно. Но стоило появиться Роберту, и девчонка превращалась в вечно ноющее, лживое отродье и мгновенно карабкалась на колени к Роберту, все пять футов два дюйма и сто сорок фунтов веса, и ныла, что все это время
