«Знал, что говорил!» — подумал сейчас Валахов, и у него даже зачесались подошвы ног. О, Карпенко хорошо понимал, что как бы он, Валахов, и его компания ни хорохорились, не достроив Узени, они ее не бросят. Он сам был строителем и понимал, что такое для настоящего строителя отдать начатое дело в чужие руки. А он, Валахов, тогда вспылил как мальчишка и зачем-то начал рвать эти письма. Глупо, конечно. Но и Карпенко сразу потеплел, снял очки и впервые за весь разговор поднял на него свои выцветшие, усталые глаза — глаза, к которым надо долго привыкать и можно вообще не привыкнуть. «Ты не кипятись, Андрей, и не зарывайся, — снова перешел он на „ты“ и впервые назвал Валахова по имени. — Я считаю, что я не ошибся в тебе с самого начала нашего знакомства. Я доверил тебе Узень — орешек, который не многим по зубам. И признаюсь, что сделал это тогда не от хорошей жизни… никого больше под рукой не было. Но сейчас ты проверен временем и делом».
«Мягко стелет, хорошо говорит, — подумал Валахов. — А чуть что — и до свидания не скажет».
«Ты знай, — продолжал Карпенко, — я уважаю тебя и твоих ребят и никому не дам вас в обиду. Но взрослейте! И не капризничайте! Вы строители, а не балерины. И еще — рискуйте, но головы не теряйте. Помните, что и победителей судят».
«Вот тут и пойми — и так, и по-другому… Крутись, как хочешь». — Валахов заворочался на кровати, и в это время дверь бесшумно отворилась и он почувствовал, как в комнату проскользнула Зойка. Она поставила рядом с его кроватью табуретку и села, а он лежал и ничего не говорил.
— Вы спите? — не выдержав, спросила Зойка.
— А, это ты, персона?! — удивился Валахов, как будто к нему сейчас мог прийти кто-то другой.
— Я, — сказала Зойка. — Кушанье для ребят готово, — помолчав, доложила она, и можно было подумать, будто только ради этого она и пришла сюда.
— Иди ко мне, — тихо позвал Валахов. — Иди ко мне, кухонная фея! — заорал он, подпрыгивая на кровати, и Зойка испугалась его буйства. Она все еще помнила, что он ее грозный начальник, который «если что не так, очень даже может расшвырять все кастрюли». Она еще боялась, что он и ее, как кастрюлю, может вышвырнуть в окно. Но тут она, как ни напрягала память, не смогла вспомнить конкретного случая, чтобы Валахов что-нибудь расшвыривал, и, не веря себе, спросила его:
— Андрей Васильевич, вы когда-нибудь что-нибудь вышвыривали у меня из кухни в окно?
— Не помню, — засмеялся он.
— И я не помню! — удивилась она. — А только я уверена, что вы выбрасывали закопченные кастрюли. Я и девкам своим всегда говорю: «Драйте кастрюли, увидит Валахов копоть — расшвыряет все, как в тот раз…» И они драют, потому что помнят.
