Оставшиеся тела положили в развалинах церкви, где старый священник отслужил мессу. Филипп и его соратники набожно помолились.
Гонец Гуго де Гурнея незадолго до захода солнца вернулся.
— Герцог хорошо помнит турнир в Фекампе и того, кто одержал там победу, — сказал он. — Его первым движением было отказаться от вызова, поскольку человек, бросивший вызов, не является рыцарем. Он хотел назначить вместо себя бойца, который и должен был сразиться. Но, поразмыслив, герцог согласился биться, при условии, что поединок будет в Руане и пройдет по обычным правилам: пешими, на палках, обтянутых кожей, и с большими щитами, чтобы отбивать удары. Вы принимаете эти условия?
— Во имя наших мертвых — принимаю! — сказал Филипп.
— Тогда на колени и помолимся.
После молитвы Гуго де Гурней приказал завязать глаза Филиппу, Оливье и Ланселену, несмотря на наступившую темную ночь. В сопровождении охраны они отправились в путь.
На рассвете с них сняли повязки. В лучах восходящего солнца, чуть приправленная остатками тумана, перед ними развертывала широкую ленту у подножия города Руана Сена. Ослепленный утренним светом, со сжавшимся сердцем, Филипп смотрел на город, напоминавший ему Новгород.
* * *
Гуго де Гурней отвел французов на постоялый двор, где их приняли с почетом, как гостей герцога.
Им подали обильную еду, а затем отвели в мыльню. Через несколько часов Гийом принял французов в зале руанского замка, в окружении двора, герцогини Матильды, своего брата Готье Жиффарда, епископа Байенского, победителя в сражении при Мортемере, а также Гийома Креспэна, графа Вексинского, и Роберта д’Ё. Де Гурней поклонился, затем встал около своего сеньора. Филипп подошел к Гийому и сказал:
— Герцог, меня зовут Порезанный. Я обвиняю вас в том, что вы предательски убили сотни моих товарищей по оружию. Их кровь взывает к отмщению. Богоматерью и святыми я поклялся отомстить за них и быть их заступником. Вот моя перчатка.
Филипп бросил ее к ногам герцога. Присутствующие слушали с молчаливым вниманием. Гийом долго оставался неподвижным и рассматривал человека с истерзанным лицом, бросившего ему вызов и говорившего по-французски не очень уверенно, но голосом твердым и гордым… По знаку Гийома один из оруженосцев поднял перчатку и передал ее герцогу.
— Я принимаю твой вызов, — сказал герцог, бросая, в свою очередь, к ногам Филиппа ратную рукавицу. — Ты не рыцарь, но достоин им быть. Мне сказали, что о тебе ничего не известно. Но раз люди, принадлежащие к рыцарству, относятся к тебе как к равному, я поступлю как они. Я буду биться с тобой как обыкновенный человек, пешим, на палках. Однако, клянусь перед Богом и людьми, что ни с моей стороны, ни со стороны моих военачальников не было предательства, о котором ты упоминал. То была обычная военная хитрость. Теперь уходи и оставшиеся часы проведи в молитве перед святой Девой Марией.
