— Огюст, — позвал я довольно резко.
— Предопределение, — Огюст судорожно перевел дух. — А я-то думал…
— Огюст, — повторил я. — Какое, к бесам, предопределение, если история собралась лететь вверх тормашками?
Огюст дернулся, моргнул. Хорошо. Кажется, мы вернулись с опасной границы. Метафизика, физика, поди разберись, что порой лучше, но неопределенность бывает безопасней определенности, тем более — предопределенности.
— Мы разберемся, — пообещал я. — Должны разобраться. Рай, ад — наш мир, похоже, и без них чертовски интересное место.
— Тебе всегда надо поминать?.. А, ладно. — Огюст насуплено отмахнулся.
— Не пора ли нам? — спросил я.
Огюст оглянулся, сделал большой глоток и словно увидел оружейную впервые. Сегодня я сто раз смотрел на нее так же. Тяжелые тени, тяжелые гобелены, громоздкие латы вдоль стен. Что тяжелей и настоящей — металл, тени, прозрачный свет?
— Все разошлись?
— Уже полчаса назад.
— Наверное, пора… — он не двинулся с места.
Я посмотрел на него, раздумывая. Не сделает ли он тут что-нибудь с собой?
— За тобой прислать, чтобы тебя проводили?
— Нет. — Он продолжал сидеть, с ненавистью глядя на пламя свечей. Надо будет прислать.
— Ладно. Я сейчас к Диане, пожелать ей доброй ночи. Если хочешь… — Мне очень хотелось отвлечь его от других мыслей.
Огюст прикусил губу. Зря я это сказал. Сейчас он заплачет.
— Нет, я… — кажется, он справился с собой. — Передай ей привет, — сказал он с деланной непринужденностью.
— Хорошо.
Я поднялся и поставил опустошенный бокал на ясеневый столик.
— Тебе везет, — тихо проговорил Огюст. — Ты всего лишь ее брат.
Везет… А Жанна дю Ранталь? Нет, хватит об этом.
— Ты прав. Мне легче. Доброй ночи, Огюст.
Я повернулся и вышел из оружейной залы, смерив презрительным взглядом какой-то шлем, глупо скалящийся мне вслед. Огюст остался допивать свой херес в одиночестве.
Я прошел под темными сводами, одновременно непривычными и знакомыми до мелочей, создающими ложное впечатление незыблемости чего бы то ни было. У лестницы мне встретился Персеваль — огромный рыжий кот с бандитским нравом, отцовский любимец. К людям он рассеянно дружелюбен. Я остановился почесать его за ухом. Персеваль издал утробное урчание, сосредоточенно обнюхал мою руку, более сосредоточенно чем обычно, потерся о нее широкой щекой в знак признания, и отправился на неведомый ночной промысел, небрежно помахивая чуть-чуть ощипанным в недавней драке хвостом.
Перехватив первого попавшегося из слуг, я послал его найти Бернара — личного лакея Огюста, чтобы тот присмотрел за своим хозяином и, как и собирался, направился к Диане.
