Нет, в семейный склеп я не пойду… И никаких часовен — мне там мне не место.
Затем последовал кошмар с бумагами, сминаемыми и швыряемыми в камин и сломанным пером. Как говаривал отец, чтобы привести мысли в порядок, надо их просто записать — условия задачи, имеющиеся данные, цели, средства их достижения. Но сейчас не выходило ровным счетом ничего. Только перепачканное чернилами, выводящее из себя рванье. Это — просто невозможно было перенести на бумагу. По крайней мере, не сейчас.
Может, зря мы здесь остались и не тронулись в путь? Хотя, что бы там с нами было, в пути? Не знаю. Может как раз и утопились бы, завидев подходящую реку.
Когда уже стемнело, мы сидели с Огюстом перед камином в оружейном зале. В руках у нас были большие кубки с хересом, в головах — совершенная жуть. Огюст долго сидел, уставившись в одну точку, потом пошевелился и со вздохом отчетливо пробормотал, по-моему, не сознавая, что говорит вслух:
— Они все мертвы…
— Абсолютно, — сказал я тихо, но зло.
Огюст вздрогнул.
— Ты слышал меня?
— Да.
— И знаешь, о чем я?
— Нет. — Мне пришло в голову, что Огюст мог думать и о другом. Он мог думать о том, что произойдет через две недели. Не хотел бы я быть на его месте. Хотя и на своем бы быть не хотел. Но Огюст думал почти о том же, о чем и я.
— Еще вчера… был совсем другой мир, другой век, были люди… Где они теперь? Только вчера… — Огюст замолк и передернул плечами, возможно, это была просто судорога.
Какое, к дьяволу, вчера?..
— А кем там были мы? Подарком археологам? — процедил я через силу. Шутить так оказалось больнее, чем я думал.
— Черт… — сказал Огюст.
Я допил свой херес и глубоко вздохнул.
— Что ж, всегда было ясно, что все там будем.
— Где?! Там, где умершие или те, кто еще не родился?!
Вопрос зазвенел в стенах гнетущим эхом. Огюст покачал головой и прижал пальцы к губам.
— Тоже мне — выбор, — пробормотал я. — «Quares quo iaceas post obitum loko? Quo non nata iacent».[4] Это одно и то же.
Огюст даже не улыбнулся.
— Это только древняя цитата. Она ничего не объясняет.
— Как все на свете. Но в том, другом мире, мы были умершими. А другие «мы» — что тоже сейчас здесь — еще не родились. И мы с ними в одном и том же месте, пусть это ничего и не объясняет.
Огюст бессознательно, с силой, провел ногтями по подлокотнику. Я задумчиво посмотрел на свои руки — все в чернилах. Смешно, а толку-то?
— Поль, как ты думаешь, рай и ад, они все-таки существуют?
— Не знаю.
— А если мы уже там, — продолжал Огюст, — то, что мы такого сделали? — он глянул на меня прищурившись, задержав взгляд. — Хотя, вы еще, может быть, сделаете, а я… — Огюст сильно побледнел, это было видно даже при свечах и невидяще уставился на пламя.
