Словом, я купил шпагу, едва приценившись и почти не торгуясь, — решил отыскать влагалище и перевязь в другом месте, что, кстати, и сделалось весьма легко. Узкий и прочный кинжал-«милосердник», каким вскрывают латных устриц, шёл вместе с ножнами для меча — в них был специальный футляр. Последние крупицы презренного металла ушли на фаянсовое блюдо, щедро облепленное цветочно-звериной гирляндой. Стоило оно как добрая половина конской упряжи.
— Мыть будет трудно, — укорил я девчонку, которая так и влипла в это чудище.
— Не мне, — отбрила она.
Едва прибыв домой, мы с Гвиневрой начали приноровлять лошадь, доспех, клинок и меня друг к другу. И если с вампирским коником всё было отлично — думаю, он участвовал не в одном и даже не в одних турнирах, — то девчонка меня обескуражила. Я, собственно, рассчитывал использовать её для оттачивания приёмов. Заранее узнал, что какой-то ржавый колишемард у них в доме имеется, батюшка на нём вчерась подсвинка над костром палил. Я посмотрел: клинок, широкий у рукояти и резко обращающийся в шило начиная от серёдки, был практически той же длины, что и Маргрета. У моего приобретения оказалось женское имя, как у урагана.
Так вот. Отбивала девчонка так себе, нападать сначала вообще не рискнула, но раз от разу становилась ловчей, будто высасывала из меня умение. Природная гибкость и ухватистость у неё были выше всяких похвал, хотя сила удара… какая уж там сила. Но когда тупое жало воткнулось мне сначала в рукав, потом в ключицу, а на третий раз в потайной нагрудный карманчик с медальоном, что был пришит с левой стороны камзола, я решил, что не одному мне стоило бы нацепить на остриё защиту.
И почти пожалел, что всё это скопом — оружие, лошадь и девушка — в случае моей гибели уйдёт на сторону. В качестве приза победителю. Хотя мне будет всё равно.
Но нет, если я верно уловил школу, которую проходят здесь все, от мала до велика… То мы с нашей выучкой в стиле Руматы Эсторского и кунштюками, какие здесь и вообще не снились, имеем недурной шанс. Даже очень.
Дни слились в одну картину тренировок, вольтижировки и сна, глухого, как тупик.
Лет через сто я проснулся оттого, что один из бусых оборотней ухватил меня за плечо и пытался поставить на ноги.
— Гер Ланселот, время обряжаться и пить чашу, — сказал он. — Ваш ваффентрегер уже начал тревожиться.
— Это Гвен, — пояснил её папаша. — Оруженосица. Пажесса. Не стоило бы ему вас с пересыпу мудрёным словом грузить.
