— К плечам шлем не крепится, но так даже удобней, — отметил Горам. — Легко снять, просто и надеть. Щель пригнана так, чтобы добрый обзор получился и остриё не воткнуть. Мечи поединошные более рубят, чем колют.
Клинок у меня был сходный, но короче необходимого. Возьмём слова на заметку.
Я прикинул на себя, отсчитал деньги, не торгуясь, и поручил лоботрясу, пробегавшему мимо, доставить тюк на место за два гроша серебра. Гвен сказала, что так делают все, чтобы не заморачиваться, а воровства и нечестности у них пока не завелось.
Щита и длинного копья, которые обычно преломляют до пешей схватки, мне оказалось не положено.
— Что есть, о том вам говорено, — бормотала юная дева, на рысях волоча меня мимо железных рядов. — Вайс лишних слов не тратит.
— Шпага, — проговаривал я на ходу. — Чтобы заменила и то, и это.
— Потом, — отзывалась она сквозь зубы.
Когда мы подошли к изгороди, за которой паслись мощные жеребцы серо-стальной расцветки, у меня буквально разбежались глаза.
— Вам не павой выступать и не гоголем, — сказала Гвен, бросив меня на ограду так, что она сотряслась. Тяжи разом подняли головы. — Эти коняги сначала бьют грудью в грудь, потом кусаться начинают, а люди — как хотят.
— Что же, командуй, раз такая умная, — ответил я.
Она поманила барышника, и где-то после часу ожесточённого торга мне вручили недоуздок высоченного мышастого коня, за который мне и пришлось его вести, как лодку на плаву. Ибо оказался на редкость смирён, даже копыта ставил деликатно, хоть и в прямой близости от моих ног. Возможно, фризоны от волчьего запаха ярятся, подумал я. Хотя не знаю — под оборотнем будет такой же.
— Кличут Вомпер, — сообщила моя подружка, суя в пасть морковку. Пасть уютно захрумкала.
Седло со стременами, массивный наголовник с коротким поводом и нагрудник из бычьей кожи явились и приросли к скакуну как бы сами по себе. Правда мошна моя с того порядком облегчилась.
— Так что с мечом и кинжалом? — спросил я. — Уж тут позволь мне распорядиться самому.
Я давно понял, что острая сталь здесь свята и на торжище её не отправляют. Но мне повезло: когда мы уже заворачивали назад, к посудным рядам (девчонке позарез хотелось купить на мои деньги новую семейную реликвию взамен погибшей), глаза мои встретились с неким длинным блеском. Посреди источенной червем рухляди, бесценного брик-а-брака, лепестков облетевшей роскоши.
Старинная шпага без ножен, о трёх хищных гранях.
В этих краях не понимают истинной красоты и смысла гард: прямая крестовина, плоская литая чашка, миниатюрный щит. Но я увидел как бы корзинку из витых воронёных прядей. Достаточно глубока, чтобы защитить кисть руки от боковых ударов, довольно широка, чтобы не мешать её вращениям. Западня для чужого лезвия.
