Её свадьба была в далеком прошлом. Молодость уходила: вот и дочь замужем, и внуков двое…
Будто услыхав, вошла нянька с младенцами. Лючия нежно поцеловала мальчиков.
— От твоего деда осталось не так много вещей, — продолжала мать Лючии, беря на руки младшего внука. — Многое сгорело в пожаре, случившемся четырнадцать лет назад. Кое-что сжег твой отец. Но шахматы, шахматы твоего деда бессмертны… — Лукреция Паччини говорила почти неслышно, думая о чем-то своем. — Только на моем веку черный король раскалывался четыре раза… Но он всё равно цел.
Она замолчала, и по ее виду было не понять, рада она или жалеет, что кусок янтаря цвета выдержанного бургундского по-прежнему лежит среди собратьев.
Лючия же думала о том, что такого мужчину, как ее недавний соперник, было интересно повстречать на своем пути. Может быть, стоило бы сыграть эту партию не с ним, а с мужем? Может быть.
Может быть, она немного о чем-то жалела.
— Так что, вы говорите, осталось от деда?
— Ты же знаешь, — пожала плечами мать. — Ожерелье, что на тебе, доспехи в оружейной зале, карты…
— Кстати, они мне нужны, — сказала Лючия, надевая браслет.
— Пасьянс разложить хочешь? — подняла глаза мать. — Возьми шкатулку.
Доставая шкатулку орехового дерева, Лючия всё еще прокручивала в голове блестяще сыгранную партию и ее венец — принятый гамбит. На доске ее деда вилась надпись, сделанная то ли мастером, то ли ее прежним владельцем: «Dare il gambetto»[1].
Гамбит… Удачная подножка. Хитропакостная жертва. Коварное великолепие разума, как сказал бы через пять веков литературный герой, прославившийся любовью к опиуму, скрипке и своей непревзойденной дедукцией.
Однако уже через мгновение Лючия не думала о Лазаро Бертолло, а просчитывала варианты новой партии, которая коснется самых важных фигур герцогского двора.
— Джованни не должен на меня сердиться, ведь я сделала это ради него, — твердо сказала синьора дель Карро. — И я сделаю то же с любым, кто посягнет на счастье моей семьи!
«Он не может быть счастлив в объятиях этого мужеложца. Джованни будет счастлив со мной».
— Хорошо, что герцог равным образом любит и мальчиков, и женщин. Но если просто раздвинуть перед ним ноги, он заподозрит неладное, — заметила мать. — Это хитрая бестия! Надо позволить ему считать, будто он раскусил твои хитрости. Не стоит покоряться мужчине слишком быстро. Пусть думает, будто одержал победу в тяжелом бою…
— Матушка, вы повторяли это тысячу раз с тех пор, как у меня пошли месячные!
