— Хватит, Миша! Прекрати, — не выдержала она. — Не дури мне голову! Ты моего Васю видел? Видел. Разве похож он на эти страсти?
— Не похож, — удивленно согласился Миша.
— Вот и не тренди. Раз живет, значит, божье творение. И не нам с тобой его судить. Пусть живет, как наказано.
— Конечно, пусть живет! — с жаром ухватился Миша за новый поворот темы. — Это же величайшая редкость! Такое, наверное, раз в тысячу лет случается! Надо его ученым показать. Обнародовать, так сказать, явление. Да весь мир ахнет, Анна Матвеевна!
— Я тебе обнародую! — рявкнула Матвеевна. Ей в унисон бдительно заголосила скрытая за чужим забором шавка. — Я тебе ахну! Взять бы прут березовый и выдрать, чтобы ерунды не порол! Мир чем меньше знает, тем крепче на месте стоит, понял? И не смей его трясти.
— Да ты пойми, бабушка! — затараторил Миша. — Это же почти чудо! Это так важно для науки! Ведь…
— Медведь! — отрезала Матвеевна. — Твоей науке что чудо, что белая мышь — все едино, под нож и в банки. Она, конечно, все объяснит. И почему Вася огнем плюется, и как в камень морозит. А ему это надо? А мне на кой черт? Нам надо, чтобы нас в покое оставили, понимаешь? И не спорь со мной — прокляну!
Миша обиженно замолчал. И молчал весь остаток дороги, пока Матвеевна не свернула к вросшему от старости в землю дому. Она по-хозяйски просунула руку в щель над калиткой, нащупала крючок и открыла двери.
— Как говоришь, эта страсть называется? — спросила она подчеркнуто небрежно.
— Василиск.
— Вот тут встань пока, не светись.
Матвеевна решительно постучала в дверь. Тот час в глубине дома испуганно звякнуло опрокинутое ведро, и сдавленно матюгнулся хозяин.
— Кого принесло? — настороженно поинтересовался он.
— Я это, Иван Степаныч. Анна Коростылева. Открывай, не бойся.
— Было бы чего бояться! — проворчал Степаныч, отворяя дверь и растерянно оправляя майку. — Чего тебя на ночь глядя принесло? Куклы сапоги потеряли?
Матвеевна пропустила колкость мимо ушей, и прямо с порога взяла быка за рога.
— Ты, Степаныч, прошлый раз про партизанские тропы что-то рассказывал. Правда это или так — бахвальство?
— Это у баб бахвальство, а у нас, мужиков, как сказано, так и есть, — незамедлительно полез в бутылку потомственный картограф.
— Ага, — подвела Матвеевна итог первой части переговоров. — А скажи-ка мне, Степаныч, партизанские тайны у вас, у мужиков по старинке блюдутся или так, по бабскому радио оглашаете?
От возмущения у Степаныча встопорщились усы.
