— Анна Матвеевна, — встрепенулся он вдруг. — Я давно хотел спросить, да все забывал — а что это у тебя за скульптура в огороде стоит?
— Какая скульптура? — заюлила Матвеевна.
— Собака каменная. Я ее сразу заметил — талантливая работа. Камень, как живой. Каждый волосок выточен.
— Ах эта… — Матвеевна на мгновение задумалась, говорить правду или нет. Но лунная дорожка, ведущая прямо к небу, солгать не позволила. — А это живая собака и есть. То есть была живая, пока Вася, петух мой, ее в камень не заморозил.
— Шутишь, бабушка? — обиженно протянул Миша. — За ребенка меня держишь? Мне, между прочим, двадцать два года. Я в сказки уже не верю.
— Ишь, большой барин — двадцать два года! А я на своем восьмом десятке верю? Я тебе все по порядку расскажу, а ты решай сам — верить или нет.
Начала Матвеевна рассказывать с самого начала: про каменных червяков в земле да колорадских жуков, превратившихся прямо на картофельных листах в полосатые бусины. Про то, как испугалась за Васю, когда собака на него бросилась. И как сама упала в обморок, когда собака у нее на глазах рухнула на землю каменной скульптурой.
— Ай, не так все началось! — вспомнила она. — Не с того. Сперва жаба померла.
Пришлось заново начинать: про напасть, при котором животина в ее доме не живет, про петушка Ванечку, про невесть откуда взявшееся яйцо, про нашествие лягушек и упрямую жабу, стекленевшую от холода. Говорила и сама дивилась — и впрямь сказка, хоть детишкам на ночь сказывай. Да еще и длинная такая, на полдороги хватило, уже за поворотом верхнекривинские собаки перебрёхиваются. Миша слушал не перебивая, но по тому, как он порой удивленно ахал и нетерпеливо теребил себя за мочку уха, было видно, что сказки и у двадцатилетних мальчиков вызывают живой интерес.
— Анна Матвеевна! — не вытерпел он. — Дорогая! Знаешь ли ты, кто у тебя в доме живет? Это ж не петух! Это василиск!
— Ну, да. Василием зовут.
— Нет, ты меня не поняла. Василиск не птица, скорее дракон. У меня в детстве книжка была, бестиарий, там василиски тоже описывались. Надо же! А я-то думал, что все эти твари: василиски, химеры, гидры — чистой воды легенда, мифология, в действительности даже не существовали никогда. Черт возьми! И как я сам не догадался? Он ведь на четырех ногах и чешуя вместо перьев. Но когда ЭТО так просто, в деревне…
Миша говорил торопливо, перебивая сам себя. Сыпал на Матвеевну какие-то мутные истории. О рыцаре, убившем ядовитого полузмея и мгновенно умершим от впитавшегося в древко копья яда. О царе, спасшем свое воинство от гибели тем, что поднес к глазам чудовища зеркало. Об отравленных шахтах и проклятых колодцах. Она в два счета запуталась в этой неразберихе и незнакомых словах. Только одно из Мишиного рассказа выходило ясно: в мир пришла страшная беда. Вырвалась прямо из адовой прорвы, и по дурацкому совпадению каменной глыбой упала в ее огород.
