Как только Кларк вышел из комнаты, он подошел к Эмме:
— Мне очень обидна эта помеха, миледи. Но война… Я благодарю его сиятельство от всего сердца за оказанное мне щедрое гостеприимство. Его сиятельство может быть уверен, что эти прекрасные недели… — Встретившись с ней взглядом, он смущенно замолчал. И с трудом, запинаясь, закончил: — Прощайте, миледи… Да дарует вам Бог счастье. Счастье..
Она горько улыбнулась.
— И это все? Вам больше нечего сказать маленькой Эми? В эти дни… Я надеялась, что обрела друга… Но теперь… когда я открыла ему всю правду… я потеряла его, мистер Нельсон? Я опять потеряла его?
Казалось, он был тронут. Искал слова. Не находил их. Потом, следуя внезапному порыву, он вынул листок бумаги.
— Сегодня утром я написал письмо моей жене. Я хотел послать его в Лондон с ближайшим курьером сэра Уильяма. Я позволил себе в нем суждение о миледи. Еще не зная того, что миледи мне только что рассказала. Не угодно ли миледи прочесть его?
Он подал ей письмо, указал нужное место. Эмма прочла:
«Леди Гамильтон исключительно добра и дружески расположена к Джошуа. Она — молодая женщина с безупречными манерами и вполне делает честь тому высокому положению, которого достигла.»
Эмма содрогнулась.
— Вы писали это сегодня утром! А теперь… вечером?
Мягкая, добрая улыбка озарила его строгое лицо.
— Мне нечего тут изменить, миледи! Не перешлете ли вы письмо моей жене?
Он подал ей его. На мгновение их руки встретились. И против ее воли что-то овладело ею. Она сжала его руку в своих руках, прижала ее к своей груди, к губам. На глазах выступили слезы.
— Мой друг! — пробормотала она. — Мой друг…
Вдруг случилось что-то странное…
В то время как горячий ток крови, поднявшись от сердца, пронзил ее до самых кончиков пальцев, она почувствовала, что рука Нельсона похолодела. На лбу его выступил пот. Лицо его стало восковым, как у мертвеца. Она испуганно выпустила его руку. Но она повисла неподвижно в воздухе. Как бы сама по себе, не подчиняясь воле того, кому она принадлежала. Нельсон беспомощно смотрел на нее, молча, с отчаянием бессилья. Губы его дрожали, как от озноба. Как будто от мраморных плит пола проникал в него ледяной холод.
Но вдруг, словно от удара молотом, кисть руки откинулась в сторону и стала биться в диких судорогах… Началась страшная борьба между ней и Нельсоном. Стиснув зубы, он пытался согнуть руку, раскрыть слипшиеся пальцы, но усилия его долго оставались тщетными. Наконец судорога прошла, пальцы раздвинулись, кисть упала.
