– Все равно, мы их в море сбросили, – Теодор затянулся папиросой: «Ваш отец гордился бы вами, Петр».
Отца братья почти не помнили. Они жили с ним в Туруханске, маленькими детьми. После февральской революции, отец, покинув ссылку, привез их, пятилетних в Петроград. Воронов ушел в подполье, а Петра и Степана передавали с квартиры на квартиру. После Октября, их отправили в Москву, в детский дом. Судя по одной, сохранившейся фотографии, они были похожи на отца, тоже высокого, широкоплечего, с волосами темного каштана. В царское время близнецы считались незаконнорожденными, появившись на свет без церковного брака.
– Мы в тюрьме родились, – вспомнил Петр, – как мать Горской. То есть Горовиц. Отец ее Горовиц, а все думали, что он русский. Но Иосиф Виссарионович сказал, что мы интернационалисты. Сюда много иностранцев приедет, – Янсон занимался вербовкой добровольцев, из числа членов интербригад. С опытом жизни за границей, со знанием языков, он, как нельзя лучше подходил для задания.
Петр собирался подобраться ближе к Максимилиану фон Рабе. Воронова иностранный отдел готовил на роль двойного агента. Все понимали, что Гитлер не ограничится только Германией. В иностранном отделе говорили о возможном пакте с Италией и Японией, о грядущем столкновении двух капиталистических систем. В такой ситуации, Советскому Союзу требовалось знать о дальнейших планах нацистов.
Теодор не спросил, что собираются делать Эйтингон и Воронов.
– Я бы сделал то же самое, – собрав вещи, он завел форд, – то же самое. Этого требует безопасность операции, требует революционный долг. Анна говорила, что мы солдаты партии. Будь солдатом, места для сантиментов нет, – в темном небе Гранады мерцали, переливались, звезды, слышался треск цикад. Воронов стоял на балконе, затягиваясь папиросой. Юноша помахал: «Езжайте спокойно, Теодор Янович. Мы все, – он помедлил, – организуем. В Барселоне увидимся».
Эйтингон открыл деревянные ворота:
– Всю ночь не гони, почти семь сотен километров впереди. Передохни где-нибудь, Сокол…, – он потрепал Янсона по плечу. Включив фары, Янсон заставил себя не оглядываться. Он выезжал на дорогу, ведущую из города на восток, к побережью. Добравшись до моря, он собирался повернуть на север. Огоньки Гранады остались за спиной. Янсон нажал на тормоз, почти на вершине холма. Машина, дернувшись, застыла. Он глядел на сверкающий Млечный Путь. Теодор кусал губы:
– То было ночью Сант-Яго, ночью Сант-Яго…, Господи, – опустившись на пыльную, каменистую землю, он спрятал голову в ладонях, – Господи, прости меня, я не мог, не мог иначе…,– сверху послышался рокот. Увидев темные очертания самолетов, он велел себе вернуться за руль. Эскадра итальянских и немецких бомбардировщиков, шла с юга, из Кадиса, оказывать воздушную поддержку наступлению Франко. Янсону надо было ехать в Барселону, и делать свою работу.
