«Хоть прикуривай, и зажигалка «Zippo» не нужна». – Шариф выжидающе молчал.
– А дальше: «Поэтому, Я ещё буду судиться с вами, говорит Господь, и с сыновьями сыновей ваших буду судиться» – стих девятый. – Торжественно заключил Бернар.
– Послушай, дорогой ты мой Мартин Лютер Кинг-Конг, разве ты не парижанин в третьем поколении? Это я сюда приехал из маленького ближневосточного городка, где раз в неделю кино на выцветшей простыне показывали. А ты же здесь родился и вырос. Ну… – Шариф в лёгком недоумении развёл руками.
– Родился я здесь, это правда. Но вырасти что-то, может только из корней, из земли. А корни мои там. – Бернар указал рукой в сторону широкого витража, через пыльные стёкла которого в мастерскую заглядывало, перепачканное масляными красками Солнце. – И почва, из которой я прорастаю, ежедневно удобряется трупами моих чёрных братьев.
– А причём же здесь грехопадение? – Наконец решился спросить художник.
– Притом, что соблазнили нас, Шариф. Нельзя человека растлить дважды, но с нами умудрились сделать и это. Первый раз, когда сделали из нас рабов, а второй раз, когда приманили колониальными побрякушками. Стали мы теперь как Боги, различать доллары и франки! Но нас, в отличие от первого человека Адама ведь никто не предупреждал. Адам соблазнился один раз и пал, а мои братья соблазняются и падают до сих пор, падают с той стены обвитой колючей проволокой, – он опять указал в сторону пыльного витража, – падают камнем на дно Средиземного моря, а те, кому посчастливилось добраться сюда, потом падают на начищенные до блеска мостовые Европы. Всё падают и падают, как августовские звёзды, плохо пришитые к небу. – Бернар обхватил голову руками.
– «Звёзды, плохо пришитые к небу», – повторил Шариф, – да ты поэт, мой маленький чёрный принц! Ну, хочешь, мы – арабы, поднимем в Париже восстание? За присоединение Франции к Сенегалу! Или за поворот времени вспять! А заодно, ещё раз про Алжир и Ливию напомним. – На последних словах художник хитро подмигнул.
– Вам верблюжатникам, лишь бы бакшиш свой не упустить, ничем вас не проймёшь! – Бернар беззлобно ворчал, думая о чём-то своём. – На Луну пошли, они и там ковры свои друг другу будут продавать.
– А что? На Луне ведь тоже пустыня. – Оживился Шариф. – Кто умеет жить в пустыне, тот везде проживёт, этот ты прав. Я бы там картины писал. Представь себе, скупой лунный пейзаж, и под чёрным-чёрным небом, с которого падают плохо пришитые звёзды идёт в сторону выпуклого горизонта караван верблюдов с поклажей. – Художник даже глаза прикрыл, мысленно оживляя свою сюрреалистическую фантасмагорию. – Это тебе не кошка селёдкой наблевала!
