– А что такого в ваших деревнях? – Шариф давал другу время собраться и толком всё объяснить.
– Вот, представь себе, ты здесь в Париже получаешь письмо. Что ты делаешь перво-наперво?
– Сначала, я смотрю от кого оно пришло, наверное, так.
– Нет, Шариф! – Бернар хлопнул светлой стороной ладони себе по коленке. – Сначала, ты возбуждаешься! В серую и скучную череду твоих дней, в твою пропахшую ацетоном и дымом бомбейских сигар художническую мастерскую врывается…
– Известие? – Предположил художник.
– И это мне говорит автор декораций к спектаклю «Танцы с анальгином»! Признайся, ты не сам это придумал, содрал где-то. – Бернар снова изобразил на лице лёгкое неудовольствие («смотри мне в глаза, негра лицом не обманешь…»). – Ангел, Шариф, вестник небес к тебе спустился!
– Ты сказал: «врывается». А ангелы не вырываются! Врываются, знаешь кто… – Шариф немного насупился, как обиженный ребёнок.
– Врывается – это о производимом эффекте…
– Да, понял я уже. Только письмо может быть и от налогового инспектора. – Он нетерпеливо дёрнулся на своей атласной подушке. – Знаешь, тут иногда таких писем наприсылают!
– Вот, именно, что тут. А я тебе рассказываю про «там». В африканской деревне «почтальон» и «ангел» – синонимы!
– Ну, хорошо, хорошо… Прилетел ангел, принёс весточку, всё равно же посмотрят, от кого эта весточка. – Художник показал, как он торопливо что-то пишет от руки.
– И опять, ты не совсем прав, мой друг. – (Теперь по своей мясистой коленке хлопнул Шариф – да, что ж такое!) – От кого бы оно ни пришло, важность его всегда и для всех будет одинаковой.
– Послушай, сказочные люди живут в ваших деревнях! Ты, часом, не сочиняешь? – Шариф заметил, что его бомбейская сигара потухла, и стал методично возвращать её к жизни своей бензиновой «Zippo».
– Я часто думаю об идее грехопадения. – Бернар даже подушечки пальцев свёл перед собой, и опять стал похож на чудаковатого архиепископа Туту.
– Вот как? – Художник закашлялся то ли от дыма, то ли от услышанного.
– Ха, ты думаешь, нигеры Библию не читали? – Бернар вскинулся. – Ещё как читали! Иеремия, глава вторая, стих седьмой. Слабо?
Шариф закашлялся ещё больше. Давно в его мастерскую ангел не залетал, да ещё чёрный, да ещё с такими неожиданными новостями.
– И что же там про ваши деревни написано? – Шарифу оставалось вновь прибегнуть к единственному, оставшемуся у него оружию – сарказму.
– А и написано! Говорю же, муэдзин ты старый. Там написано: «И Я ввёл вас в землю плодоносную, чтобы вы питались плодами её и добром её; а вы вошли и осквернили землю Мою, и достояние Моё сделали мерзостью». Так и сказано слово в слово, они вошли и осквернили, и сделали мерзостью! Про кого это? Про какую такую землю? – желтовато-белые глаза Бернара пылали праведным огнём.
