Эхо сидела в шкафу. Там было темно и воняло старой шерстью. Это было ее убежище. Сюда она пряталась, когда уже не могла не замечать чудовищ снаружи. Положив фонарик на колено, Эхо листала безнадежно устаревшую энциклопедию. Настолько, что в статье о Берлинской стене говорилось, будто та «еще стоит». Эхо прочитала книгу от корки до корки столько раз, что страницы стали мягкими, точно ткань. Девочка знала энциклопедию наизусть, но все равно читала. Эхо протянула руку, чтобы убрать челку со лба, и только тут поняла, что спит. Челку она не носила с семи лет. Убежав из дома, отрастила волосы, и лишь иногда Птере удавалось усадить ее в кресло и постричь концы.
Кошмар был знакомый: Эхо знала, чего ждать дальше. Захрустел гравий на подъездной дорожке, взревел мотор, хлопнула дверь. Острый запах виски и табачного дыма, который не выветривался, хотя Эхо постоянно проветривала комнату. Дверь шкафа так стремительно распахнулась, что петли жалобно заскрипели.
Но за дверью, вопреки ожиданиям Эхо, оказалась не ее мать – пьяная, провонявшая баром, из которого явилась.
– Здравствуй, моя маленькая сорока.
Птера протянула Эхо руку. Ее черные перья блестели в тусклом свете. За ее плечом Эхо увидала разрозненную мебель и горы подушек, украшавших комнату Птеры. Ее накрыло такой острой тоской по дому, что показалось, будто она тонет в ней с головой.
– Птера, – проговорила Эхо и встала на ноги. Шкаф вдруг оказался очень тесным. Или это она выросла за ту секунду, что поднималась? Во сне все возможно. – Что ты здесь делаешь?
Птера сжала пальцы Эхо, вытащила ее из шкафа и отвела на середину комнаты. Длинная юбка Птеры шуршала по персидскому ковру.
– Я пришла, потому что нужна тебе.
Огоньки свечей расплывались у Эхо перед глазами, точно она смотрела сквозь линзу, смазанную вазелином. Во сне не было острых краев. Углы полок и столов казались закругленными, стертыми. Чем больше Эхо вглядывалась, стараясь сфокусироваться, тем сильнее расплывалась картинка. Птера отпустила ее руку. Эхо потянулась было к ней, но Птера покачала головой и отступила на шаг.
– Я хочу домой, – прошептала Эхо.
Птера бросила на нее взгляд, полный невыразимой печали.
– Пока нельзя. Не сейчас. Рано. До ночлега путь далек.[10]
– Вот только не надо мне цитировать Роберта Фроста.
Птера улыбнулась.
– Узнаю мою девочку. Что ж, отвечу вопросом на твой вопрос: ты сама понимаешь, зачем я здесь?
Эхо нахмурилась. Во сне стоит только начать вглядываться в окружающие тебя предметы – и они начинают дрожать, как будто вот-вот рухнут.
