– Обычно да.
Гай ждал, что она скажет дальше. Он понимал, что если на Эхо надавить, она закроется, точно устрица, бдительно охраняющая жемчужину.
Эхо вздохнула.
– Нет у меня родителей. То есть когда-то были, но я давным-давно ушла из дома и не возвращалась.
– Почему?
Эхо так пристально смотрела на схему музея, словно хотела взглядом просверлить в ней дыру. Наконец, не поднимая глаз, призналась:
– Мои родители – не самые приятные люди на свете.
Мимо лестницы прошла женщина с коляской, за ней ковылял румяный малыш. Эхо с такой тоской посмотрела им вслед, что у Гая сжалось сердце от боли за нее. Своих родителей он почти не помнил. Как во многих знатных семействах, они были сдержанны, но все же не жестоки.
– Мне очень жаль, – произнес Гай. Слабое утешение, но что еще он мог сделать для нее?
Эхо проводила взглядом маму с малышом.
– Мне тоже, – помолчав, призналась она.
Гай не хотел ее расстраивать. Печаль Эхо передалась ему, и Гая это озадачило, но размышлять об этом он не собирался. Нужно было как-то отвлечь девушку от грустных мыслей, и он прибег к единственному средству, которое могло в этом помочь.
– Расскажи мне про эти схемы, – попросил он, стараясь не замечать ее настороженного и все еще немного отстраненного взгляда.
В гробнице Пернеба оказалось куда теснее, чем помнила Эхо: того и гляди, заработаешь клаустрофобию. Дым междумирья рассеялся, показались рыжеватые каменные стены гробницы, и Эхо подняла руку, чтобы сохранить равновесие. Коснулась ладонью мягкого шерстяного свитера Гая и тут же отдернула руку. Гай только брови поднял: похоже, его ничуть не смущала близость Эхо. Она отступила на шаг и вжалась в стену.
– Уютненько здесь, – заметила Эхо, протискиваясь мимо Гая, – пошли.
Она вышла из гробницы в египетский зал и глубоко вздохнула. Эхо было куда проще собраться с мыслями, когда Гай находится от нее на некотором расстоянии. Рядом с ним она забывала обо всем, и ее это раздражало. Гай почти неслышно вышел из гробницы, и Эхо кожей почувствовала, что он стоит у нее за спиной. Она поспешно опустилась на колени и начертила ту же птератскую руну, что и в Лувре, чтобы усыпить охранников и отключить камеры наблюдения.
Гай молча слушал, как Эхо произносит заклинание. Она украдкой покосилась на него. В окна Метрополитен-музея струился лунный свет и с нежностью любовницы касался лица Гая. Не самое худшее зрелище в мире.
– Эхо? – Гай смотрел на девушку в упор. Похоже, ей не удалось скрыть свои мысли.
