– Зачем же тогда вы на стороне японцев? – не понял Питер.
– Ну, понимаешь, всегда нужно взять чью-то сторону, – покивал с важным видом носильщик. – Вроде как с либералами и консерваторами. Уж кого из них выбрал, того и держись, чего бы там ни случилось.
Громкий звонок возвестил о приходе поезда.
– Три четырнадцать подбегает, – сказал носильщик. – Вы тут покуда побудьте, пока не пройдет. А после пошли ко мне поглядеть, не созрела ли там клубничка, какой я вас угостить обещался.
– А если созрела и вы ее нам подарите, – сделала ударение на последнем слове Филлис, – то не будете возражать, если мы отдадим ее несчастному русскому?
Перкс, прищурившись, на нее глянул, и его брови медленно поползли вверх.
– Стало быть, вы за ней, за клубничкой моей, сегодня-то и пожаловали.
И Филлис пережила очень трудный момент в своей биографии. Ответ «да» прозвучал бы новой обидой для Перкса. Ведь получилось бы, что он был прав и они к нему ходят, только когда им что-то понадобится. В то же время она понимала, что, сказав «нет», станет очень потом собой недовольна. И, глядя не на него, а на собственные ботинки, она ответила:
– Да. За ней.
– Ну, ну, – протянул носильщик. – Скажи правду, потом позора…
– Но мы обязательно бы гораздо раньше пришли, если бы знали, что вы не смогли услышать историю, – не дала договорить ему Филлис.
– Я верю, мисси, что ты сказала чистую правду, – откликнулся он и сиганул через пути всего в каких-нибудь шести футах перед подъезжающим поездом.
Девочкам такой риск пришелся не по душе, а Питера лихость Перкса, наоборот, восхитила.
Русский джентльмен до того обрадовался клубнике, что дети принялись сразу же думать над новым сюрпризом, но сколь ни ломали головы, на ум им пришла только дикая вишня. Идея о ней возникла на следующее утро. Весной они видели, где она цвела, и теперь надеялись там собрать созревшие ягоды.
Вишневые деревья росли на вершине и вдоль склона каменистого утеса, в котором чернел зев туннеля. Там вообще было много разных деревьев: берез, буков, небольшого размера дубов, орешника и уже упомянутых вишен, цветы которых весной сияли, как снег, отливающий серебром.
Путь от их дома до зева туннеля занимал достаточно времени, поэтому мама им разрешила не возвращаться к обеду, и они захватили еду в корзине, которую собирались наполнить потом вишневыми ягодами, если, конечно, им повезет их набрать. И еще мама им одолжила свои серебряные часики, чтобы они не опоздали к чаю, ибо часы «Уотерберри» Питера имели наглость остановиться после того, как он испытал их купанием в бочке для дождевой воды. Достигнув обрыва, дети перегнулись через забор и глянули вниз на железнодорожные пути.
