Башлыков бросил на него быстрый, беспокойный взгляд.
— Дождемся! Если будем сидеть, как божки! Сложив руки…
Он не выдержал, резко поднялся, нервно заходил. Что-то обдумывал неприятное. Потом подошел к Апейке, стал напротив. Уставил узкие колкие зрачки.
— Мне не понравилось твое поведение на собрании. — Он говорил горячо, запальчиво. Уточнил — Твое выступление. Твое и Гайлиса.
— Почему?
— Почему? — Башлыков переспросил так, будто не верил, что непонятно. — Потому, что так не делают! В такой момент!
Апейка, не понимая, повел глазами.
— Ясней говори.
— Ясней? — Апейкино спокойствие разозлило Башлыкова. Твердо, тоном обвинителя стал резать пункт за пунктом: — Спасовали в решительный момент! Вместо того, чтоб вперед, прижиматься к земле стали! Лавировать! Подлаживаться!
Апейка возмутился:
— Кто подлаживался? Кто лавировал? Ты знаешь, что говоришь?
Губы Башлыкова дернулись на миг в ухмылке.
— Рассказывай… басни!..
— Басня — присказка! Намек!.. — Апейка сдержался, скрыл волнение за насмешкой: — Ты ставишь меня в трудное положение. Чтобы оправдываться перед тобой, я должен хвалить себя. А я не люблю этого…
— Оправдываться нечего. Учесть надо. — Башлыков пропустил мимо ушей несогласие, даже иронию, которая была в словах Апейки, сказал твердо, уже спокойно: — Обязан вообще, как товарищ, заметить тебе, чтоб ты серьезно учел — не первый раз увиливаешь от политических оценок. Избегаешь их.
Это неправда.
— Ты учти, — настойчиво повторил Башлыков. — Не один раз уже вместо четкой политической оценки отдаешь предпочтение старосветским мудростям. Крестьянской «философии». Я понимаю, каждому хочется понравиться. Но это, смотри, может далеко завести.
Апейка сдержал себя.
— Благодарю за предупреждение. Только, думаю, оно мне не понадобится.
— Смотри. Всякое забвение политики — опасная штука. И не заметишь…
— Замечу! — перебил его Апейка. Не мог выносить больше эти советы. — Тем более что никакого «забвения политики» никогда у меня не было. Просто политика — такая штука, что надо еще варить и собственной головой. — Ему не хотелось в этот момент вести общий, вряд ли кому полезный спор. Подмывало сказать другое. — А ты знаешь, — сказал он, воинственно подаваясь к Башлыкову лицом, — я тоже не в восхищении от твоей речи!
Башлыков глянул недоверчиво.
— Чем же она была плоха?
— Она была просто отличная. Но у нее был один недостаток. Это пустой выстрел. Выстрел в небо. Лишь бы куда.
Башлыков не понял.
— По-моему, если я что-нибудь соображаю, каждое слово имеет значение только тогда, когда оно… как бы сказать, отвечает людям… помогает им разобраться в том, что их беспокоит… и доходит до них. До их души… Твое не ответило им, не дошло.
