Метели, декабрь | страница 12
Особенно злило его то, что Евхим пьет. Чуть не каждый вечер исчезал он куда-то и возвращался домой только под утро, а то и вовсе днем. С гневом старик заметил, что пропали некоторые вещи Евхима, среди которых были дорогие хромовые сапоги и пиджак.
Глушак места себе не находил, обнаружив эту пропажу. Весь вечер и всю ночь не спал, все прислушивался, когда вернется Евхим. Тот зашаркал пьяно под окнами, заскрипел воротами только под утро. Старик едва удержал себя, чтоб не кинуться, не дать волю своему гневу, но внял голосу рассудка: все равно с пьяным о чем говорить. Слышал, как Евхим медленно протащился впотьмах по своей половине, как стукнул кружкой по ведру, долго пил воду, бревном свалился на кровать.
Весь день ждал Глушак момента, чтоб снова начать трудный разговор. Только после обеда, когда Евхим, прислонясь к косяку, закурил цигарку, безразлично пустил струйку синего дыма, старик почувствовал, что можно начать.
— Где сапоги хромовые? — спросил сдержанно, почти спокойно. Впился глазами в сына.
Евхим и бровью не повел. Будто ждал. Пустил еще струйку дыма.
— Где были, там нет. Продал…
— Продал… Кому ето?
— А не все равно, кому?
— Гроши получил? — не отступал Глушак. Взгляд обострился в злобе.
— Получил.
— Сколько взял?
— Сколько можно было, столько взял…
— А все-таки сколько?
— Не много. Да и, сказать, не мало…
— Где они, твои гроши?
— Какие при мне, — Евхим говорил так, будто издевался, — а какие израсходовал…
Глушака затрясло от гнева.
— И пиджак израсходовал?!
Евхим перестал дымить. Выпрямился, сказал покладисто:
— Тато, не надо так…
Но старик не мог уже остановиться:
— Скоро все израсходуешь! Все на водку пустишь! Все добро!..
Евхим глянул на него невесело, с сожалением. Как на малого, что досаждает неразумно.
— Зачем ето все, тато… Или вы ребенок, не видите ничего?
— Ты видишь! Залил глаза водкой!
— Оттого, тато, и залил, что вижу все…
Евхим говорил очень откровенно, с большим волнением, и старику это передалось. Почувствовал болезненную правду сыновних слов, растерянно, больше по обязанности попрекнул:
— Через какую-то голодранку света не видишь!
— Тато, не трогайте, — попросил Евхим незлобиво. Добавил доверительно: — Не в одном етом беда. — Глушак почувствовал зловещее, когда сын сказал: —Ето мы переживем! — Он не докончил, однако в том недосказанном, старик чуял, есть большее, худшее! Евхим не дал старику вести спор дальше, попросил: — Поговорим про ето потом. Что-то трудно сразу после обеда…
