своем подданстве имеет покорность Хмельницкихъ".
С Польши было уже снято золотое руно: надобно было снять его и с Москвы.
Мысль эту возымел счастливый по милости Божией и милосердый соратник
Хмельницкого, Ислам-Гирей. Когда паны выкупили у него своего заложника, Денгофа,
хан писал к королю: „По благоволению, помощи и милосердию Божию, мы не имеем
теперь никакого неприятеля, и на все стороны обретаемся в действительной приязни.
Однакож, много беседовали мы с вашими
96
послами о предметах, достойных беседы. О том же достаточно мы сообщили и
Калиновскому. Посылаем с этим главного из наших слуг, Мустафу-агу. Ему поручили
мы устно все, что есть в нашем • сердце,—все наши намерения и мысли. Что вам он
расскажет, то будут наши собственные слова, лить бы только, выслушав хорошо это
дело, пожелали вы начать. К какому времени собравшись, можете быть готовы? Об
этом дайте нам знать через Мустафу-агу. Летом-ли, зимой ли, всегда мы будем готовы;
ждем только вашего решения. То дело великое! Множество царств и королевств можете
приобрести. О запорожских же козаках, если бы стали говорить вам, что противное, не
верьте: Козацкий Народ, это ваши слуги и подданные. Куда бы вы ни задумали, всюду
они пойдут охотно впереди вас. Они с нами договорились в том, что без нашей воли
никуда двинуться ве могут. Поэтому не наставляйте уха людским россказням. А чтобы
наши дружеские письма были тем приятнее, посылаю Потоцкого, подарив ему свободу
за здоровье вашей головы1'.
О „предмете достойном беседы" писал то же самое и ханский визирь к коронному,
как выражался хан, визирю, Оссолинекому, присовокупляя, что поход в Москву
разъединит Козаков с окозаченными мужиками, которые, в их отсутствие, сделаются
теми же панскими хлопами, какими были.
Возвращение Николая Потоцкого из татарского плена Кисель приветствовал
письмом от 4 апреля, называя его отцом отечества и возлагая на него великия надежды,
в противность собственному мнению о причине междоусобной войны и голосу
Шляхетского Народа, который в популярном стихотворении обращался к нему с такой
оценкою: „Напрасно взваливать несчастье на Бога: не за .столом было яриться на
Козаков. Мы дома не можем ходить без чужой помощи, и хочем давать битвы в карете"
*).
Голоса тех, которые требовали отмены пожизненного гетманства, вопияли в
пустыне. Какими средствами возвысилась Речь Посполитая, такими только могла и
поддерживать себя. Зная это из Саллюстия, она боялась одной переменой подать повод
