temperanda temperare)... и униженно прошу не приближать войска, чтоб не давать
повода к враждебным действиям... иначе—мне и всем находящимся здесь обывателям
ipso facto пришлось бы творить предсмертные обеты (vovere hostias). Если же ваша
королевская милость пожелаете приблизить войско и, при первом поводе (data
occasione), предоставить суду Божию то, что оскорбило Республику, не дожидаясь
исправления—если только какое-либо исправление возможно в этих своевольных и
одичалых подданных,—не дожидаясь даже времени, более благоприятного для наших
дел; в таком случае нижайше
.
95
прошу о том, чтобы, прежде нежели войско двинется в Украину, я, по какому-
нибудь письменному повелению вашей королевской милости, мог оставить здешний
мой пост, и чтобы дворянство не вдруг, а мало-по-малу. . могло уйти от опасности,
которая захватит нас в ту же минуту, как только пойдет молва, что войско двинулось и
идет в Украину®.
Вместе с тем Кисель уведомлял, что к Хмельницкому прибыли с чем-то послы из
Венгрии, Молдавии, Валахии: доказательство. что я сила этой черни и счастье
Хмельницкого уважаются®, заметил он, и просил уведомить его с возможною
скоростью; должен ли он здесь укрепиться (fidere pedem), или же думать о бегстве? Не
получая ни гроша дохода из своих заднепровских имений, не мог, однакож, он
обходиться беэ ассистенции, так как постоянно находился среди опасности (obnoxius
semper periculis), а при дороговизне съестных припасов, издерживал на нее не меньше
двух тысяч злотых в неделю из своего жалованья; поэтому просил пособия. „Не
получаю" (писал он) „здесь в резиденции ни гроша, провьянту же трудно достать,
потому что его нет, а силою трудно взять. Если подданные не хотят ничего давать даже
своим собственным панам, то тем более—жолнеру".
Когда таким образом спокойные прежде обладатели Малороссии находились в
положении колонистов среди свирепых дикарей, или—в положении безоружных
завоевателей среди враждебных к ним туземцев, — две орды, магометанская и
християнская, заняв своими кочевьями широкое пространство от черноморских берегов
до Случи, были поглощены заботой о своем существовании насчет культурных
соседей.
Не напрасно Хмельницкий говорил в прошлом году против московского царя
„непригожия слава". Попав между татарского молота и польской наковальни, по
милости юного самодержца, щадившего Речь Посполитую в её несчастном положении,
не оставлял Он и теперь мысли показать Москалю, что только тот непобедим, кто „в
