паны в состоянии охранять их самих от козакующей голоты, затевавшей и
поддерживавшей бунты. Те же паны, которые не обеспечили себя ни надворною
дружиною? ни подмогою соседей, спешили убраться за добра ума в более безопасные
местности.
Политика Хмельницкого, часто противоречившая собственным правилам,
поставила его между двух лагерей. С одной стороны все христианское общество, в
гражданственном строю своем, требовало от него приноровления к правилам жизни,
выработанным веками культуры; с другой—орда головорезов и хищников домогалась
от него полной свободы, не желая знать, что это значит и к чему такая свобода приведет
в ближайшем будущем. Взявшись выместить за Чаплинского на всех его укрывателях,
он отрекся от солидарности с тем классом, к которому принадлежал отец его,
Чигиринский подстаростий, сложивший голову рядом с великим Жовковским; но
теперь видел, что не сдобровать ему в роли Ко-
*) Бъгрубати Ляхом значило говорить по-польски, вести себя поляшески, например:
Ой пъе Сква и гуляє,
Ляхби вырубке...
.
91
зацкого Батька, и потому делал уступки панской республике, которая приютила его
отца в бедственном положении и взлелеяла собственное детство его.
Чтобы занять умы, взволнованные бунтовщиками, Хмельницкий созвал в
Переяславе генеральную раду. На ней был прочитан и принят козаками реестровый
список, посланный к королю. Этим актомъ* завоеванным под Збаражем и Зборовым,
Козацкий Батько сложил с себя ответственность перед разбойною массою в том, что не
ведет ее потати Ляхгф, а, вместо того, еще карает смертию панских убийц. Все козаки,
имевшие, в глазах черни, преимущественное право на козацкия вольности, признавало
законным и естественным тот порядок вещей в Украине, который был ниспровергнут
по поводу гонитвы Хмельницкого за его обидчиками. Чтоб отменить их общее
решение, голодная и сравнительно безоружная чернь должна была бы убить не одного
Хмельницкого, но и сорок тысяч реестровиков, вместе со всеми теми, которые
пользовались выгодами их положения по за реестром.
Так из-под ига панского люда посполитые перешли под иго козацкое, потому что
гетман карал их смертью за бунты против панов, а сорокатысячный
привелигированный Козацкий Народ, за реестром доходивший до статысячного,
содержался на счет ра. боты людей посполитых. Это была новорожденная, хоть и не
законнорожденная, шляхта, которой недоставало только государственной нобидитации.
То, что говорит о себе в кобзарской думе Иван Канивченко, сподвижник Филоненка,
