сквозь терние, продрался в Киев, сквозь толпы черни (per obvias Gatervas plebis). В
течение своего трехнедельного там пребывания, добился он того, что наконец
Хмельницкий посетил его, и что после юрисдикции козацкой, наступила в Украине
королевская. Кисель, по его словам, восстановил киевский магистрат с 'его властью, и
за свежее убийство пана Голуба покорял виновных королевским мечем в присутствии
не менее
20,000
Козаков (majqc spectatores najmniej 20.000 Kozakow). Он уведомлял
короля, что составление козацкого реестра приходит к окончанию на обеих сторонах
Днепра, и не советовал королю порываться на войну, потому что Орда готова
поддержать Козаков, и задорное поспольство желает войны с панами. „Но гетман со
всем войскомъ" (писал Кисель, поддавшись новым каверзам Хмеля) „сильно желает
мира и искренно о том заботится; наконец, грозит наступить на мужиков с войском
(nastypic na nich grozi wojskowo). Но ничего верного сказать Кисель всё-таки не мог,
при всем своем желании поддержать мир с козаками. Так как чернь, но его выражению,
была полна последней решимости (oslatnej rezolucyj6j plebs plena), и он боялся, чтобы
война с нею не сделалась национальною и религиозною (juiby nastalo bellum gentis et
religionis), а это показывает нам в Киселе сознание, как Ляхикатолики и Ляхи-
иравославники (от них же первый был он сам) поставили церковное дело в
Малороссии.
Под конец сейма, в начале 1650 года, действительно привезли королю козацкие
послы то, что они, в своем обществе, без сомнения, называли маною40.000-и реестр,
который король и его миротворцы-паны приняли за самый убедительный документ
верноподданства Хмельницкого и за и&рантию мира. „Большинство наших дановъ"
(говорит Освецим), „хорошо знающих дела Речи ИИосподитой, были такого мнения,
что Хмельницкий —или не хотел,, или не мог из нескольких сотен тысяч
взбунтовавшагося хлопства сделать воинами такое малое число, а других без числа
(sine numero) обратить в хлопы, но у него было столько ума, который мы должны в
атом случае за ним признать, и столько совета (rady), что онъ
86
привел предпринятое в исполнение сверх общего чаяния и мнения (ultra spera et
opinionem omnium)*.
Чтобы замшить глаза панам и их королю, Хмельницкий, в начале реестра,
изобразил свой герб, и присовокупил к нему стихотворную октаву, в которой русская
речь так безобразно соединена с польскою, как безобразно соединялся русский элемент
с польским в таких представителях нашей малорусской народности, какими были
