коммиссии, боясь воспламенить народ в самом жару его (bo teraz na pocztku samym
ogien i zarzie rzuci si§ mi§dzy niemi). „В этот огонь ехать вам опасно®, писал alter ego
Хмельницкого.
Мы знаем, как безуспешно старался Кисель в прошлом году провести, под
покровом коммиссии, киевскую шляхту на её пепелища. Теперь, в звании киевского
воеводы и украинского коммисара, энергический миротворец предпринял нечто в роде
новой колонизации возобновившихся малорусских пустынь — водворением
землевладельцев и должностных лиц там, где уже два года ца' рила козакотатарская
орда. Чтоб установить порядок вступления тех и других в свои права, он созвал в
Житомире шляхетский сеймик под своим председательством. .
Хмельницкий уведомил его из Чигирина от 8 октября, что разослал всюду
универсалы, повелевающие поспольству в городах (pospolstwa ро iniastach) вести себя
смирно, и объявляющие, что этот сеймик созван для утверждения козацких прав и
вольностей, а равно й для успокоения религии, которая так долго не могла стоять на
своей старине (wedtug staroiytnosci swej koiica \ѵгщс nie mogla). При этом просил он
Киселя внушить шляхте, что „не-
,
71
винная кровь лилась так долго от нарушения козацких прав и вольностей", и
выражал надежду, что на генеральном сейме греческая вера будет успокоена, а уния
совершенно (penitus) уничтожена, „и то, чтд наши предки* (писал он) „падали на
Божие дома, будет возвращено*. Он уверял, что ждет его приезда в Киев, как
давнишнего благоприятеля Запорожского войска, „с великою охотою", а для
безопасности проезда послал к нему двух Козаков с универсалами, которыми бы они
усмиряли посполъство. Относительно дедичных и дигнитарских имуществ Киселя он
также, по его словам, разослал всюду универсалы, и старался о том, чтобы войско было
переписано в 40.000-й реестр, а на сейм обещал выслать козацких послов.
В то же самое время благодарил Хмельницкий письменно короля за его великую,
истинно-отеческую милость, обещал привести Запорожское Войско в определенный
порядок, уверял, что никогда не оплачет погибели стольких невинных душ, и, „падая
низко под ноги королёвского маестата", свидетельствовал свое верноподданство.
И опять через три дня писал он к Киселю, что посылает „двух товарищей своего
войска, чтоб усмиряли посольство, дабы житомирский сеймик мог отправляться
спокойно", но „просил усильно", чтоб их милости паны-обыватели держались
относительно подданных „скромно" до скомпутованья войска, а потомъ" (писал он)
