султану, а Хмель будет просить о помиловании. На беду, привели еще козака, который
показал, что у Хмельницкого войска немного, и что все козаки в тревоге от слухов о
походе Радивила. Король и его генералиссимус торжествовали, превзойдя один другого
в понимании дела.
. Так уходил день за днем. Вести становились все многочисленнее и между собой
несогласнее. Король продолжал медлительный поход; но все подумывали: не лучше ли
было бы вернуться на свои следы?
Хмельницкий держал козацкия и татарские орды точно как бы в блокаде; отпускал
Татарам корм из собственного табора, а тем чатам, которыми себя окружил, как цепью,
ие дозволил никаких сношений с главным своим войском и табором под Збаражем.
Немало помогала ему в его замысле и ненависть местных мужиков к жолнерам. Мало
того, что нельзя было добыть у них никакого известия, они окружали королевское
войско постоянным предательством. Привозя съестные припасы в лагерь, мужики
разведывали обо всем, чтб можно было узнать, и тотчас уведомляли Козаков. В случае
подозрения и улики в шпионстве, они терпели всякия муки, но Ляхам правды не
открывали. Волынская почва была подготовлена для Хмельнитчины Косинщиной и
Наливайгциной, такъ
5
т. ш.
34
.
точно как украинская-Жмайловщиной, Тарасовщиной и Павлюковщиной.
Наконец, под Топоровым явился в королевских палатках попрошайка, худой, до
крайности изнуренный, и подал письма от полководцев из-под Збаража. Это был
отважный панцирный товарищ, Ян Скршетуский, посланный Фирлеем к королю.
Переправясь ночью через озеро, залегал он в камыше, ползал в зарослях, бродил
мановцйми, тонул в болотах, и таким образом ускользнул от соглядатаев
Хмельницкого.
Осажденные писали, что уже обороняются в городе и замке, питаются конским
мясом, половина лошадей околела у них, пороху хватает не больше как на три дня, а
множество жолнеров умирает от одной бессонницы. Они просили помощи и
уведомляли, что больше трех дней не выдержат. К этому прибавляли, что на честный
мир нет никакой надежды (honestae pacis nulla spes), и что Хмель намерен быть
обладателем всей Польши. Поэтому молили об одной милости: прислать им пороху,
чтобы, в случае если помощь опоздает, они могли пасть, как подобает воинам с
оружием в руках.
В этих последних словах нам слышится голос Вишневецкого, голос его предков
Русичей: „Станем крепко, не посрамим Земли Русской. Мертвые срама не имут. Лучше
быть изрубленными, нежели полоненными". Решимостью пасть с оружием в руках,
пплявецкие беглецы смыли с себя пятно, наложенное на них двусмысленными
