перед публикой влюбленную чету, посадила бы его на престоле Палеологов так же
успешно, как готова была посадить и первого супруга. Кто ошибался в Хмельницком
еще грубее Владислава, в том позволительно предполагать самые дикия мечтания.
Ян Казимир сидел да сидел в Люблине, а дни за днями уходили да уходили, и
каждый из них уносил из мира живых цвет яольскорусского воинства под Збаражем. Об
этом король не знал, а, пожалуй, и не хотел знать. Если одному воспитаннику иезуитов,
для какой-то, без сомнения, благой в его мыслях цели, было позволительно обнажить
меч среди законодателей Полыни, то другому, для такой же, или даже лучшей цели, не
вменялось в непростительный грех погубить представителей исполнительной власти, и
тем очистить себе козакотатарский путь к обладанию Востоком. Политическое
развращение Польши шло crescendo, как смертоносный недуг, а Ян Казимир, в этом
смысле, не оставался ни у кого позади.
Наконец было получено громкое известие, что Збараж обложен козакотатарскими
ордами. У короля набралось всего 7.000 жолнеров, да было у него три ничтожные
пушки. Великий монарх повелел литовскому полевому гетману, Янушу Радивилу,
немедленно двинуться в Украину и овладеть „козацким гнездомъ®, Киевом, а с своей
стороны обещал ему поспешить под Збараж и занимать бунтовщика увеличенными
силами.
Казалось бы, надлежало немедленно объявить посполитое рушение; но король
третьей оповесткой отсрочил его на 11 августе и потребовал к себе немедленно
посполитаков только трех воеводств: Русского, Бельзского и Люблинского,' потребовал
русских, но не польских землевладельцев.
*) От сказанного до сделанного большое расстояние.
32
.
17
июля, в то время когда в густой утренней мгле козаки рубили частокол и
едва не овладели Збаражем, двинулся король из Люблина, предоставив главное
начальство над войском канцлеру Оссолиискому, причем возвел его, к огорчению
военных людей, в звание генералиссимуса; что опять говорит изучающему историю—
или о крайней глупости Яна Казимира, или о чем-то похуже.
21 июля после того, как проливной дождь, вместе с бурею, „как бы чудомъ", спас
осажденных от гибели, остановился король под Замостьем. Никакой вести не
приходило к нему из-под Збаража. Разосланных шпионов нельзя было заставить
никакими наградами дойти до самого Збаража. Характерний Хмель очертил себя
громадным кругом, и на всем его пространстве сделал Волынь для короля немою, как
были немы для Николая Потоцкого Дикия Поля.
Про королевский поход один из приближенных к королю писал к министру двора,
