новых слободах и хозяйствах среди украинных пустынь. Основывая слободу за чертой
старопольской и старорусской оседлости, паны, или их осадчие, прежде всего
объявляли, что поселенцы будут пользоваться в ней 10 летнею, 20 летнею, 30-летнею, а
местами и 40-летнею волею или слободою ото всех повинностей и платежей. Пока не
истекал условленный между панами и их свободными подданными срок,
господствующему и подчиненному классам было необходимо сблизиться на таких
пунктах взаимной услуги или одолжения, которые, с одной стороны, не допускали
суровости землевладельческого панованья, а с другой, не слишком низко нагибали шею
подданного перед его, как называли здесь „пана", добрддеем. Неверный обещаниям
землевладелец обуздывался тем обстоятельством, что новые осады, воли, слободы (все
это синонимы) основывались беспрестанно в соседних имениях; что каждый
недовольный мог туда перебежать, а вернуть перебеж-
\
,
43
чика из чужого имения—значило бы то же самое, что взять его в плен путем войны
с соседом. Война панов с панама и без того шла беспрестанно за взаимные вторжения в
чужие пределы, д она была мерилом уменья землевладельца привязать к себе
подданных. От их численности, от их усердия, от совпадения их выгод с выгодами
помещика зависел успех не только хозяйства, но и тех вечных драк, которыми
сопровождалось определение границ каждого нового займища. ИИоэтому-то, чем
дальше было в глубь малорусских пустынь от центров старой шляхетчины, тем больше
изменялся характер помещичьих и крестьянских отношений, тем меньше зависело
убожество быта от подчиненности крестьянина воле помещика, тем проще и
независимее держал себя подданный в присутствии своего пана.
Разница между внутренними, издавна зажитыми частями государства и его
пустынными окраинами увеличивалась еще тем обстоятельством, что из центров
польеко-русской оседлости па её окраины выходили не одни беспутпые, но и самые
порядочные, самые даровитые, энергические представители чернорабочего класса.
Оставшиеся на древнем пепелище, под гнетом хозяйственной рутины, утрачивали даже
идею лучшего общественного положения, лучших отношений мужицкой личности к
панской; смирялись молчаливо перед суровою судьбой своей; корились безнадежно
перед шляхетским произволом, и производили на стороннего наблюдателя самое
тягостное впечатление.
Не так было в стране, носившей неопределенное название Украины, стране
колонизуемой с северо-запада предприимчивыми хозяевами и угрожаемой с юго-
